– Конечно, я укажу такое местечко, где тебя никто не побеспокоит.
Следуя объяснениям Блайт, она вышла из бального зала через боковую дверь и оказалась в слабо освещенном коридоре. Подойдя ко второй двери справа, она скользнула внутрь. Здесь не горели лампы, но занавеси на окнах были раздвинуты. Свет луны и фонарей снаружи зыбким серебром струился по комнате, освещая роспись стен и ковер с оригинальным орнаментом на полу. Направляясь к окну, Мойра пересекла комнату, обойдя низкий столик и диван, и прижалась лбом к холодному стеклу.
С какой стати она опустилась до уровня леди Дюмон? Зачем вообще нужно было открывать рот? Ну почему она не такая, как те элегантные дамы, которых ничто не волнует и с которых все скатывается как с гуся вода? Вместо этого она ведет себя как девчонка – ровесница Минни.
– Говорят, ты оспаривала мои мужские достоинства.
О Господи! Неужели ему уже рассказали? Каким образом он нашел ее? Как она не услышала, что дверь открылась? Уинтроп стоял, застыв как привидение.
Мойра в смятении даже не посмотрела на него.
– Ничего не могла с собой поделать.
– В самом деле? – Его голос, полный иронии, приблизился и стал громче. – Не могла сказать что-нибудь более лестное?
Нахмурившись, она повернулась к нему:
– Что, например? Что у тебя, в самом деле, член как у жеребца?
Он усмехнулся:
– По крайней мере как у быка. Возможно, как у барана.
Напряжение отпустило, когда она вдруг поняла, что он совершенно не сердится на нее и откровенно веселится, как и предсказала Блайт.
– Мне так жаль.
– Тебе жаль, и ты злишься. – Его улыбка стала самодовольной.
– Ничего подобного! – Она снова нахмурилась.
Он подошел ближе, почти вплотную, так что она ощутила тепло его кожи и терпкий запах мыла.
– Нет, я прав. Ей бы не удалось уязвить тебя, если бы ты не чувствовала угрозу с ее стороны.
– Мне дела нет до угроз этой грудастой бабищи, – продолжала она настаивать. Потом вдруг добавила: – Ты знаешь, она ведь не настоящая блондинка.
Его улыбка стала шире.
– Знаю.
– Откуда? – Тут же она все поняла и вспыхнула. Они, делили постель, и ему, конечно, известно, насколько естествен у нее цвет волос. Наверняка осведомлен и обо всех интимных секретах леди Дюмон. – Так вот где ты был эти пять дней! – О Господи, теперь она точно разозлилась.
Уинтроп внезапно стал абсолютно серьезным. Его руки обхватили ее за плечи.
– С момента, когда я повстречал тебя, у меня не было другой женщины. Сомневаюсь, что будет и впредь. Ни одна из них не сравнится с тобой – моей черной королевой.
Мойра открыла было рот, чтобы сказать, что это самые чудесные слова, которые она когда-либо слышала, но тут же лишилась такой возможности. Он своим ртом закрыл ее в долгом поцелуе. И продолжал целовать, пока не стало сил, и она не забыла, где находится.
Перестало волновать, где он был эти пять дней. Главное, он скучал по ней и у нее есть власть над ним, которой нет у других женщин. Кто захочет больше?
Сразу после встречи Нового, 1819 года Уинтроп решил, что с него достаточно и им с Мойрой надо побыть вдвоем. Здравый смысл подсказывал ему, что так лучше не поступать, потому что в дальнейшем это может вызвать серьезные осложнения. Но пока его не беспокоило, что будет потом. Сегодня ночью он думал только о том, что есть сейчас. Он жаждал наслаждаться временем, проведенным с ней, не важно, как долго оно бы длилось. Хотелось упиваться ею, потому что ему еще никогда не встречалась такая женщина, как его черная королева.
– Тебе понравился вечер? – спросил он, как только карета тронулась, и они отправились домой.
Сидя напротив, она кивнула:
– Понравился. Спасибо. А тебе? – Он засмеялся:
– Да, за исключением шуток о моих мужских достоинствах.
Она застенчиво усмехнулась.
– Жаль, что так вышло.
Внезапно она, пошатываясь, шагнула к нему. К счастью, расстояние было невелико. Ее ноги запутались в накидке, и она со всего размаха уселась ему на колени. Только его острая реакция не позволила ей свалиться на ковер.
Она снова засмеялась, пока он устраивал ее удобнее.
– Я выпила слишком много шампанского сегодня, – Ее глаза блестели и немного косили в свете фонарей. – Ты замечательный образец вида, называемого «мужчины», ты ведь знаешь.
Прикусив губу, чтобы не рассмеяться, Уинтроп лишь кивнул в ответ.
– В самом деле. Жаль, что до жеребца недотянул.
Она закатила глаза. Это легкое движение сделало таким юным ее лицо, зато полностью нарушило равновесие. Она закачалась у него на коленях.
– Зачем тебе нужно быть как жеребец? Во всем мире не найдется женщины, которой хотелось бы заниматься любовью с конем.
Господи, до чего же она наивна в некоторых отношениях!
– А как насчет быка или барана?
Она наморщила нос, ерзая и прижимаясь к нему. Даже совершенно пьяная, она возбуждала его больше, чем кто-либо.
– И с ними тоже. Почему вам нужно, чтобы вас сравнивали с этими животными?
– Потому что каждому мужчине хочется, чтобы его мужское естество было самым большим и массивным, какого женщина еще не видела.
Еще одна расхожая истина. Она усмехнулась, давая понять, что относится к этому как к полной белиберде, и он с ней заодно. Но когда для них придет время заниматься любовью, он будет стараться стать самым лучшим любовником, какого у нее еще никогда не было.
– Естество… – повторила она. – Это звучит как название головного убора.
Уинтроп кивнул, соглашаясь:
– Весьма похоже.
Она прижалась к его груди. Он почти не ощутил ее веса, так легка и изящна она была.
– Зачем нужно, чтобы женщина думала, что больше, чем у тебя, ни у кого нет?
Неужели муж ничему не научил ее? Так много слышишь о том, каким чудесным Энтони Тиндейл был, но как мужчина он словно и не существовал, по крайней мере, в том смысле, как это понимал Уинтроп.
– Потому что уверенность мужчины в самом себе основывается на том, что у него находится ниже пояса.
Ее веки отяжелели от выпитого.
– Это так странно. Женщины ценят мужчин за их характер, а не за то, что у них в штанах.
Значит, она еще не понимает того, что уже знали многие женщины, которые у него были, и это его устраивало.
– Мы часто сами оцениваем себя как раз по этому самому.
Конечно, глупо, однако очень мало мужчин не забеспокоились бы, если их оснастка дала бы сбой в работе. Она обняла его за шею.
