Брат придвинулся к нему. Между ними остался какой-нибудь фут.
– Ты по-настоящему хочешь все дела с ней привести в порядок?
Голос Уйнтропа упал до шепота.
– Да.
До того как он потерял ее, он и не предполагал, как много она стала значить для него. Но сейчас мысль о том, чтобы продолжать жить без нее, проводить бесконечные дни, не видя ее лица, доставляла ему адские муки.
Брам заговорил, постукивая по столу пальцем подчеркивая слова, которые он произносил:
– Тогда пытайся еще и еще, и она в конце концов с тобой увидится.
О да, какая превосходная идея! Уинтроп усмехнулся:
– Потому что я умучаю ее?
Брам посмотрел так, словно хотел прибить его.
– Потому что она поймет, что ты искренен.
Поймет ли? Если он будет настойчив, если не даст ей уйти так легко, согласится ли Мойра дать ему еще шанс? Выслушает ли она полностью его постыдное повествование? Поверит ли ему после такого жестокого обмана? На это можно было только надеяться.
Надежда – только она и осталась у него.
Глава 14
Дождь накинулся на Лондон с яростью мщения, сначала превратив снег в ледяную корку, потом – в толстый слой жижи, а затем смыл его начисто. Улицы стояли чистые, уже невозможно было найти ни комочка снега ни в тупиках, ни в переулках, а дождь все не кончался. Иногда он сыпал почти невидимой изморосью, незаметной для глаз, пока она не начинала блестеть на чьем-нибудь лице или мокрой дымкой не обволакивала пальто. Временами хлестал острой крупой или стекал крупными холодными каплями, и тогда казалось, что больше никогда не будет сухо и тепло.
Как раз такой день был сегодня. Дождь лил сплошным потоком. Стена воды падала с небес, заполняя водостоки и скрывая город за унылой серой пеленой.
Мойра стояла у окна и наблюдала, как вороная лошадь пробиралась по залитой мостовой. Всадник натянул воротник под самый подбородок и низко опустил поля шляпы. На что он надеялся, поступая так глупо? Ему бы сейчас сидеть в карете, в которой сухо и тепло. Неужели он рассчитывает завоевать ее расположение, появляясь верхом и покоряясь стихии? Ладно, черт с ним. Так он обеспечит себе место па погосте, болван.
По уже сложившейся традиции, проезжая мимо, всадник обратил лицо к окну. За непрерывными струями дождя невозможно было разглядеть лицо, но Мойра чувствовала силу его взгляда так же явственно, как солнечное тепло ощущается через завесу облаков. Ее сердце рисовало ей, что его глаза полны скорби, даже раскаяния. Она больше догадывалась, чем верила в это. Поэтому она приказала своему сердцу быть слепым, как летучая мышь.
Но в этот раз он повернул прочь раньше, чем она отвернулась. Мелочь, мало заметная, однако ей почудилось, что мир качнулся под ногами. Так быстро истощилось его терпение? Возможно, она недооценила многие его качества, но только не те, что имеют отношение к доверию.
– Нет нужды говорить, кто это был.
Грустно улыбнувшись, Мойра отвернулась от окна и поглядела на Натаниэля, который как раз появился в комнате. Слава Богу, подле нее был друг. Все эти последние дни он был источником так необходимой ей силы.
– В конце концов, он перестанет приезжать.
Как только увидит, что нескольких мученических проездок под ее окнами в дождь недостаточно, чтобы она изменила свое отношение к нему, он сдастся.
В том, как он поступает, было, что-то странное. То ли он надеется вновь пробраться в ее жизнь, чтобы при удобном случае украсть тиару, то ли действительно раскаивается. Возможно, нужно встретиться с ним самой и спросить, но она боялась того, что может случиться, когда она увидит его. Слабая и неопытная часть ее самой мучилась его отсутствием и желала поверить, что он такая же жертва, как и она, и, несомненно, приняла бы на веру все, что он скажет. И она не знала, хватит ли у нее сил противостоять ему – так велико было желание простить, заключить его в свои объятия и сказать: ну-ну-ну, все прошло, все в порядке.
Ей хотелось, чтобы нашлась какая-то очень серьезная причина, по которой ему нужна тиара. Чтобы он оказался все же тем самым человеком, в кого она поверила. Она не согласилась встретиться с ним, боясь обнаружить, что жестоко обманулась.
Или, не дай Бог, так оно и есть.
Он постоянно приезжает, чтобы увидеть ее. Неужели он не понимает рискованности своего поведения? Большинство женщин испугались бы такого внимания и тут же обратились бы к властям, но только не она. У нее не было повода бояться его, по крайней мере в физическом смысле. Что он пытается доказать? Что существует что-то еще, имеющее отношение к его предательству, о чем он не сказал ей? Что он на самом деле беспокоится о ней?
Так кто из них двоих больший глупец? Он, который ездит под ее окнами в дождь, или она, надеющаяся, что его визиты означают что-то?
Из хрустального графина в буфете Натаниэль налил себе стакан шерри.
– Три последних дня он приходит увидеться с тобой, и каждый раз ты заставляешь меня отказать ему. Я не думаю, что он сдастся без боя. Будешь шерри?
Она покачала головой:
– Нет, спасибо. Ты, разумеется, прав, он не сдастся легко, но рано или поздно ему придется.
Приятель погладил свои брови, словно в задумчивости, считая это делом отдаленного будущего.
– Ты уверена, что не хочешь видеть его?
– Я не могу. – Она обхватила себя за плечи. Если бы ей только прогнать холод, накопившийся внутри. – Боль еще слишком свежа. Если встречусь с ним сейчас, я не смогу отличить правду ото лжи.
Натаниэль отпил глоток шерри, с симпатией глядя на нее.
– По крайней мере, тебе хочется узнать, что он сказал?
– Нет. – Она крепче обхватила себя руками. – А что он сказал?
– Дай вспомнить… Ах да. Вчера он говорил, что будет приезжать сюда до тех пор, пока ты не встретишься с ним. Сегодня он просто попросил передать, что скучает по тебе. – Следующий глоток шерри. Он сдвинул брови к переносице, изображая глубокую задумчивость.
Сердце Мойры защемило. Он так сказал на самом деле? Это могло быть ложью, но ей хотелось, чтобы это была правда. Она разрывалась на части, сердце говорило одно, а разум – другое. Кого слушать? Надо успокоиться, только как заставить их замолчать хотя бы на время?
– А в тот первый день он сказал, что сдержит свое обещание и белый король – твой в любом случае. Что бы это значило? – Пожав плечами, он снова наполнил бокал до краев.
Закрыв глаза, Мойра пыталась побороть замешательство, которое охватывало ее. Она знала, что это означает. Понимала, что он хочет этим сказать. Каждый раз, когда они садились за шахматы, он всегда играл белыми. Частенько он называл ее черной королевой, а себя белым королем.
