– Не надо, – проскрежетал он.
Бесстрашно она подняла вторую и дотронулась до другой его щеки. Разве он не видит, как она пытается навести мост над отчуждением между ними? Как стремится объяснить ему, что хоть он и разрушил ее доверие и разбил сердце, ей совсем небезразлично, что будет с ним. Главное – жить в мире, где нет его, невыносимо, даже ужаснее, чем сама мысль, что он не тот человек, о котором она мечтала.
Он перехватил и эту руку. И прежде чем она поняла, что происходит, он выждал, когда она качнется в его сторону. Затем он захватил ее в свои объятия, долго глядел ей в глаза, а потом накрыл ее губы своим ртом.
Он почти забыл ее вкус.
Уинтроп целовал ее с яростью. Его язык врывался в мягкость и тепло ее рта. Он пил ее, его душа трепетала от счастья, что она чувствует его. Тепло проникало в безжизненный холод его души, свет озарял то, что всего несколько мгновений назад было черной бездной. Он скрестил руки у нее за спиной, раздвинул свои колени и притиснул ее еще ближе, чтобы почувствовать, как ее нежная грудь прижимается к его груди, а упругий живот упирается в него.
Она не пыталась бороться с ним, чем немало удивила его. Сначала ее руки обретались где-то сами по себе, не касаясь его, а потом мягко утвердились на его плечах. Нажмут чуть сильнее, и он остановится. Отрываться от нее не хотелось, но он должен уважать ее желания.
И она не давила на него, даже не отталкивала. Наоборот, ее пальцы стиснули его плечи, притягивая его к себе. Он застонал, когда она своим языком, нащупывая, коснулась его языка.
В первый раз с той ужасной ночи, нет, в первый раз после того, как Дэниелс снова появился в его жизни, Уинтроп почувствовал, что существует надежда, что все еще может удачно сложиться. Мойра была тут, в его объятиях, и целовала его с жадностью, рождавшей в нем боль, такую же острую, как и заполнявшая его радость. Возможно ли, что она простит его? Однажды, когда закончится его падение и не станет Дэниелса, смогут ли они начать заново? Неужели она сможет испытывать к нему совсем другие чувства, а не эту враждебность, которую он, увы, заслужил?
Его рука соскользнула по шелковистой ткани ее платья вниз, а потом обняла, обхватив спереди там, где у нее легко вздымалась грудь. Она немного набрала в весе. Ом понял это по тому, что больше не чувствовал ребер под руками, и по увеличившейся тяжести грудей, когда его пальцы коснулись этих нежных округлостей. Разве есть еще женщины с такой прекрасной грудью, как у Мойры?
Исследуя ее, пальцы наткнулись на восхитительно маленький сосок, который затвердел от их прикосновения. Нежно поглаживая, он слегка прижал его большим пальцем и почувствовал, как им овладевает возбуждение, когда она застонала в ответ, не отрываясь от его губ.
Несмотря ни на что, она должна сочувствовать ему. Как она может его презирать, если по-прежнему хочет его? Ее тело не отвергало, она не отказывалась от наслаждения, которое ей дарили его поцелуи. Несомненно, между ними по-прежнему существовало физическое притяжение. Теперь только бы восстановить доверие, которое он разрушил.
Его дыхание было прерывистым, а их губы продолжали медленный и отчаянный танец. Рука потянулась вниз вдоль спины, Ощупывая мягкие выпуклости ягодиц. Пальцы, ласкавшие ее грудь, стали более настойчивыми, перекатывая сосок под тканью платья и легко нажимая на него, пока она не стала жадно ловить ртом воздух, прижавшись к его руке.
Руки Мойры, оставив его плечи, спустились к груди, гладя ее через сюртук.
Она распустила узел галстука и освободила его от куска ткани, повязанного вокруг шеи. Галстук был отброшен в сторону, и ее пытливые пальцы легли сзади на его шею, нежно касаясь, поглаживали плоть, пока не наткнулись на порез, нанесенный Дэниелсом. Уинтроп вздрогнул. Рана все еще была воспаленной.
Мойра отпрянула, ее пальцы замерли. Она смотрела с любопытством и беспокойством. Затем она опустила взгляд вниз, разведя концы воротника в стороны. Он почувствовал момент, когда она увидела порез.
– Что это у тебя?
Он схватил ее руки, отрывая их от своей шеи.
– Ничего. Порезался, когда брился.
Она уставилась на него, бледная и полная сомнений.
– Не считай меня дурой, Уинтроп.
– Что ты, как можно? – Пожалуй, это было бы чересчур – заявить, что она поглупела за время их охлаждения.
– Это его рук дело, да?
Можно было не спрашивать, кого она имеет в виду. Конечно, не Натаниэля, а другой, о ком они говорили сегодня, был Дэниелсе, хотя Уинтроп проявил осторожность и не называл его. Но была одна причина быть довольным – она в первый раз с момента, как он появился у нее вновь, назвала его по имени. Она беспокоилась о нем, и это согревало.
– Да.
Казалось, она борется с чем-то внутри себя. Лицо отражало все ее эмоции – озабоченность, гнев, страх и… покорность?
– Потому что тебе не удалось достать, что ему нужно? – Стало понятно, она, наконец поверила, что он действительно выполнял чье-то задание.
Надо бы солгать, но она все читала по глазам, а возможно, и в его душе. Он никогда не мог отделаться от ощущения, что при желании она способна узнать о нем самые сокровенные вещи.
– Потому что я избил его. – Неудовлетворенная, она продолжала давить.
– Зачем ты сделал это?
Да провались она со своими расспросами! Для человека, который отказывался разговаривать с ним три последних дня, она задает слишком много вопросов. Понятно, единственная причина, по которой она заговорила, – ее дражайший приятель ранен. Как будто он в этом виноват.
Уинтроп отвернулся.
– Он угрожал, что нападет на кое-кого.
– На меня? – Голос задрожал, несмотря на звучавшую в нем уверенность.
– Да, проклятие! – Он смотрел на нее, разозлившись сверх меры из-за того, что она вытянула из него признание. – Он угрожал моей семье – я ничего не сделал. Он начал грозить тебе, и я потерял контроль над собой. Довольна?
Она выглядела очаровательно смущенной.
– Почему я должна быть довольной?
Если бы она была другой женщиной, ей бы понравилось.
– Потому что теперь знаешь, что значишь для меня больше, чем моя семья, хотя в твоих глазах я просто дерьмо. – Он очень преувеличивал, и понимал это. Но в глубине души ему хотелось, чтобы она попыталась разубедить его, точно так же, как она хотела услышать, что угроза в ее адрес родила в нем вспышку насилия.
– Только не дерьмо. – Вот и все, что она сказала, даря ему надежду на большее.
Ему было нужно хотя бы намекнуть на чувства вины и раскаяния, которые он ощущал.
– Когда я ударил его за то, что он начал грозить тебе, он выхватил кинжал и приставил к моему горлу. Я не отступил, и тогда он нанес удар, чтобы заставить меня податься назад. Ничто не делает человека беззащитным лучше, чем приставленный к горлу нож, особенно если он уже побывал в его теле.
