Потом гармошка смолкла, и стали слышны другие звуки, до
этого не различимые. Пищала полевая мышь, трещал сверчок, хрустела сеном
корова, и где-то возились и в сонной тревоге перекудахтывались куры.
Потом заскрипела дверь. Чонкин насторожился. Но это была не
Нюрина дверь, а соседская. Гладышев вышел на крыльцо, постоял, повздыхал, может
быть, привыкая к темноте, потом направился к ватерклозету, спотыкаясь между
грядок и попыхивая цигаркой. Потом еще постоял на крыльце, покашлял, заплевал цигарку
и вернулся в избу. Вскоре после него выскочила Афродита и торопливо помочилась
возле крыльца. Потом Чонкин слышал, как она, закрывая за собой дверь, долго
гремела засовом. Нюра не выходила, не просила прощения и, кажется, не
собиралась.
Глава 14
Кто-то тронул его за локоть. Он посмотрел и увидел перед
собой синее в ночном полусвете лицо Плечевого.
– Пошли, – тихо сказал Плечевой и протянул Чонкину руку.
– Куда? – удивился Чонкин.
– Куда надо, – последовал ответ.
Не хотелось Чонкину подниматься и переть на ночь глядя
неизвестно куда и зачем, но, когда ему говорили «надо», он отказываться не
умел.
Они шли, пробираясь между высоких деревьев со стволами
белыми, как у берез, но это были совсем не березы, а какие-то другие деревья,
густо покрытые инеем. Трава была тоже покрыта инеем, имевшим весьма странные
свойства – на нем не оставалось никаких следов. Чонкин заметил это, хотя и
торопился, боясь упустить из виду Плечевого, спина которого то исчезала, то
вновь появлялась перед глазами. Одно было непонятно Чонкину: как можно
ориентироваться в этом странном лесу, где нет даже малозаметной тропинки; он
только хотел спросить об этом Плечевого, но как раз в этот момент перед ними
возник высокий глухой забор с узкой калиткой, в которую Чонкин с трудом
протиснулся следом за своим провожатым. За забором оказалась изба, ее Чонкин
сразу признал, хотя и не ожидал здесь увидеть, – это была изба Нюры.
Возле крыльца кучками и поодиночке стояли какие-то
неизвестные Чонкину люди в одинаковых темных пиджаках нараспашку. Люди эти
курили и разговаривали между собой – это было видно по тому, как они раскрывали
и закрывали рты, но не издавали при этом ни единого звука. Не было слышно и
звуков гармошки, которую, сидя на крыльце, лениво растягивал парень в высоких
хромовых сапогах. А другой парень, в сандалиях, плясал перед гармонистом
вприсядку, но в таком замедленном ритме, словно медленно плавал в воде. И тоже
совершенно беззвучно. Даже когда хлопал себя по коленям, ничего не было слышно.
– Чего это они тут делают? – спросил Иван Плечевого и был
очень удивлен, не услышав собственного голоса.
– Не болтай! – строго оборва?? его Плечевой, чем окончательно
поразил Чонкина, до которого слова эти дошли, но дошли не посредством звуковых
колебаний, не через ухо, а каким-то другим путем.
Гармонист с безразличным видом отодвинулся, уступая дорогу,
и Чонкин следом за Плечевым медленно поднялся на крыльцо. Плечевой толкнул
ногой дверь и пропустил Ивана вперед. За дверью оказались не сени, которые ожидал
увидеть Чонкин, а какой-то длинный коридор со стенами, выложенными белыми
блестящими плитками, и растянутой на полу красной ковровой дорожкой. Чонкин и
Плечевой пошли по этой дорожке, и через каждые несколько шагов перед ними
возникали безмолвные фигуры людей, они появлялись – один из правой стены,
другой из левой, пристально вглядывались в лица идущих и, отступая, снова
растворялись в стене. Потом появлялись другие, похожие на первых, а может, и те
же самые (Чонкин не успел заметить их лица), они опять пристально вглядывались
и опять растворялись. И так продолжалось бессчетное количество раз, и коридор
казался длинным до бесконечности, но вот Плечевой остановил Чонкина и показал
направо:
– Сюда!
Чонкин растерянно топтался на месте: перед ним была все та
же стена, выложенная белыми блестящими плитками, в этих плитках отражались
фигуры Чонкина и Плечевого, но никакой двери, никакого намека на дверь не было
и в помине.
– Чего ж ты стоишь! Иди, – нетерпеливо сказал Плечевой.
– Куда? – спросил Чонкин.
– Прямо иди, не бойся.
Плечевой подтолкнул его вперед, и Чонкин неожиданно для себя
прошел сквозь стену, ничего не затронув, не зацепив, словно она была соткана из
тумана.
И тут ему открылся просторный зал, ярко освещенный
голубоватым, исходящим непонятно откуда светом. Большой продолговатый стол,
стоявший посреди зала, был щедро уставлен выпивкой и закуской и был облеплен
гостями, как мухами.
По тому гулу, который шел за столом, по настроению гостей и
по всей обстановке Чонкин сразу сообразил, что здесь происходит чья-то свадьба.
И, посмотрев во главу стола, тотчас убедился, что был совершенно прав.
Во главе стола в белом подвенечном платье сидела Нюра, и
лицо ее светилось от счастья. Рядом с ней, как положено, восседал на высоком
стуле жених, бойкий такой парнишка в коричневой вельветовой куртке со значком
«Ворошиловский стрелок» на правой стороне груди. Жених этот, усиленно
размахивая короткими руками, весело и быстро говорил что-то Нюре и при этом
зыркал озорными глазами то туда, то сюда, обратил внимание и на Чонкина и
кивнул ему просто, по-дружески. Чонкин пригляделся к парнишке – вроде бы не из
местных и не из армейских, и в то же время было такое ощущение, словно раньше
где-то встречались, то ли выпивали, то ли еще чего, в общем – знакомы.
Нюра, увидев Чонкина, смешалась и опустила глаза, но потом,
поняв, что так вести себя глупо, подняла их, теперь уже с вызовом, в котором
было одновременно и желание оправдаться. Глаза ее как бы говорили: «Ты же мне
ничего такого не предлагал, просто жил, и все, а мне чего ждать и на что
надеяться? Ведь время идет, и здесь ничего не будет, и там не ухватишь. Вот
поэтому оно так все и получилось».
Чонкину от всего этого стало как-то не по себе. Не то чтобы
он ревновал (хотя было, конечно, и это), самое главное чувство, которое он
испытывал в эту минуту, была обида. Ведь могла же сказать ему прямо, так, мол,
и так, а он бы еще подумал, может быть, и женился. Но ведь ничего не сказала, а
уж если не сказала, то зачем же на свадьбу звать? Разве что для насмешки.
Однако ничего этого он сейчас вслух не выразил и не показал
даже виду, а поклонился, как положено, жениху и невесте и сказал вежливо:
– Здравствуйте.
А потом сделал поклон для всех остальных и им сказал общее:
– Здравствуйте.
