– Вот так, – оживился капитан. – Старшина, прикажи: пусть
носок тянет получше, сорок сантиметров от земли. Эх, разгильдяй!
А старшина, ободренный поддержкой капитана, командовал:
– Выше ногу. Руку согнуть в локте, пальцы к виску. Я тебя
научу приветствовать командиров. Кругом… марш!
В это время в коридоре штаба зазвонил телефон. Завгородний
покосился на него, но не встал, уходить не хотелось.
Он закричал:
– Старшина, ты посмотри, у него обмотка размоталась. Он же
сейчас запутается и упадет. Прямо со смеху умрешь. И зачем только такое чучело
в армию берут, а, старшина?
А телефон в коридоре звонил все настойчивее и громче.
Завгородний неохотно поднялся и вошел в штаб.
– Слушаю, капитан Завгородний, – вяло сказал он в трубку.
Расстояние между деревней Красное и местом расположения
части составляло километров сто двадцать, а может быть, больше, слышимость была
отвратительная, голос лейтенанта Мелешко забивали какой-то треск, музыка, и
капитан Завгородний с трудом понял, в чем дело. Сначала он даже не придал
сообщению лейтенанта должного значения и вознамерился вернуться к прерванному
зрелищу, но по дороге от телефона к дверям до него дошел смысл того, что он
только что услыхал. И осознав случившееся, он застегнул ворот гимнастерки, отер
сапог о сапог и пошел докладывать начальнику штаба.
Постучав кулаком в дверь (начальник штаба был несколько
глуховат), Завгородний, не дожидаясь ответа, приоткрыл ее и, переступив порог,
закричал:
– Разрешите войти, товарищ майор?
– Не разрешаю, – тихо сказал майор, не поднимая головы от
своих бумажек.
Но Завгородний не обратил на его слова никакого внимания, он
не помнил случая, чтобы начальник штаба кому-либо что-либо разрешил.
– Разрешите доложить, товарищ майор?
– Не разрешаю. – Майор поднял голову от бумаг. – Что это у
вас за вид, капитан! Небриты, пуговицы и сапоги не чищены.
– Пошел ты… – вполголоса сказал капитан и весело поглядел
майору в глаза.
По губам капитана начштаба понял примерный смысл сказанного,
но не был уверен в этом, поскольку вообще не мог себе представить, чтобы
младший по званию дерзил старшему. Поэтому он сделал вид, что не понял
капитана, и продолжал свое:
– Если вам не на что купить крем в военторге, я вам могу
подарить баночку.
– Спасибо, товарищ майор, – вежливо сказал Завгородний. –
Разрешите доложить: у лейтенанта Мелешко отказал мотор, и он сел на
вынужденную.
– Куда сел? – не понял начштаба.
– На землю.
– Перестаньте острить. Я вас спрашиваю, где именно
приземлился Мелешко.
– Возле деревни Красное.
Начштаба подошел к висевшей на стене карте, отыскал на ней
Красное.
– Что же делать? – Он растерянно посмотрел на Завгороднего.
Тот пожал плечами:
– Вы начальник, вам виднее. По-моему, надо доложить
командиру полка.
Начальник штаба и раньше не отличался большой смелостью по
отношению к вышестоящим командирам, но теперь, по причине глухоты, боялся их
еще больше, помня, что его в любое время могут уволить в запас.
– Командир сейчас занят, – сказал он, – руководит полетами.
– Вынужденная посадка – летное происшествие, – напомнил
Завгородний. – Командир должен знать.
– Значит, вы думаете, удобно отрывать командира для этого
дела?
Завгородний промолчал.
– А может, Мелешко сам как-нибудь справится с этим?
Завгородний посмотрел на него с сочувствием. Начштаба
перевелся сюда из пехоты и мало понимал в летном деле.
– Разрешите отлучиться из части, товарищ майор. Я сам доложу
командиру.
– Вот правильно, – обрадовался майор. – Вы сами идите и
доложите ему от своего имени. Вы – дежурный по части и имеете право. Постойте,
Завгородний. Как же вы уйдете? А вдруг в части что-нибудь случится.
Но Завгородний уже не слышал его, он вышел и плотно закрыл
за собой дверь.
Примерно через час он вернулся в штаб с командиром полка
подполковником Опаликовым и с инженером полка Кудлаем. В штабе к тому времени
оказался еще подполковник Пахомов, командир батальона аэродромного
обслуживания. Он выяснял с начальником штаба какие-то свои дела и при появлении
Опаликова хотел уйти, но тот его задержал. Стали обсуждать, что делать. Кудлай
сказал, что на складе запасных моторов нет, а из дивизии раньше чем через
неделю не получишь. Завгородний предложил отстыковать крылья, погрузить самолет
на автомобиль и привезти сюда. Начальник штаба предложил тащить самолет на
буксире, чем вызвал презрительную ухмылку Завгороднего. Подполковник Пахомов
молчал и что-то отмечал в своем блокнотике, проявляя усердие в службе.
Опаликов слушал говоривших насмешливо. Потом встал, прошелся
из угла в угол.
– Заслушав и обсудив всю ту хреновину, которую каждый из вас
нес здесь в меру своих способностей, я пришел к выводу, что самолет мы оставим
на месте до прибытия мотора. Если тащить его сто двадцать километров на
автомобиле, от него останутся только дрова. А пока там надо поставить караул,
хотя бы от пацанов, чтобы не растащили приборную доску. Это тебя касается. – Он
махнул рукой в сторону Пахомова.
Подполковник Пахомов положил блокнот на подоконник и встал.
– Извините, ничего не получится, – робко сказал он.
Хотя он был чином равен Опаликову, а возрастом старше и
непосредственно ему не подчинялся, Пахомов чувствовал превосходство Опаликова
над собой. Потому что Опаликов был ближе не только к непосредственному
начальству, но даже к центральной власти. Все знали, что родным дядей Опаликова
был известный ученый, академик Григорий Ефимович Гром-Гримэйло, трудами
которого, по слухам, интересовался лично товарищ Сталин. Казалось бы, при чем
тут какой-то дядя, который даже и не военный? Но дядя в нашей системе всегда
был важной фигурой, если был важным дядей. Начальники, стоявшие над Опаликовым,
иные даже генеральского звания, учитывая наличие дяди, относились к племяннику
с повышенным почтением. А уж подполковник Пахомов, тот и вовсе перед
племянником сильно робел и, несмотря на формальную равность чинов, ответно
тыкать ему не смел.
– Извините, – повторил он, – никак не получится.
