Но в то самое время, когда сержант Клим Свинцов поймал на
рынке злостного болтуна, мест там, Где Надо, было вполне достаточно. Последние
четверо, попавшие каждый своим путем Куда Надо еще до войны, теперь были
отправлены дальше. Учреждение срочно перестраивало свою работу, приспосабливало
ее к нуждам военного времени. Этого требовал от своих сотрудников начальник
Учреждения капитан Афанасий Миляга, получивший инструкцию от более высокого
начальства, которое, в свою очередь, имело указание от начальства высочайшего.
Указание было – руководствоваться историческим выступлением товарища Сталина. В
историческом выступлении, помимо прочего, говорилось: «Мы должны организовать
беспощадную борьбу со всеми дезорганизаторами тыла, паникерами,
распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских
парашютистов, оказывая во всем быстрое содействие нашим истребительным
батальонам».
Эта цитата в виде красочно оформленного плаката висела в
кабинете капитана Миляги, прямо перед его глазами. А за спиной капитана Миляги
висел известный фотопортрет – Сталин с девочкой на руках. Девочка улыбалась
Сталину, Сталин улыбался девочке. Но при этом он косил одним глазом на затылок
капитана Миляги, как бы пытаясь определить, не роятся ли под этим затылком
ненужные мысли.
В понедельник утром капитан явился на работу, как всегда, –
минута в минуту.
– Точность – вежливость королей, – говорил он обычно своим
подчиненным и не забывал добавлять:
– В переносном, конечно, смысле.
Чтобы никто не заподозрил его в монархических настроениях.
В своей приемной капитан застал сержанта Свинцова, который
объяснял секретарше Капе свое положение. Жена Свинцова уехала с ребятишками к
матери на Алтай, откуда вернется не скоро – он сам написал ей, чтобы не
приезжала, все же там безопасней. Рассказывал он для того, чтобы перейти к
следующей части беседы.
– Капитолина, – призывно говорил он и смотрел на секретаршу
зверскими своими глазами. – Мужчина без женчины все равно что бык без коровы. –
Сравнениями он пользовался всегда прямыми и грубыми. – Мужчина без женчины
долго жить не может. Если ты немного со мной поживешь, я тебе дам отрез из
чистого крепдечина. Удовольствие получишь и платье сошьешь.
Капа к такому ухаживанию уже привыкла, и оно ее не обижало.
– Клим, – смеялась она, – поди в баню, окатись холодной
водой.
– Не поможет, – темнел лицом Клим. – Мне женчину надо. Ты не
думай, я мужчина хороший.
– Клим, что ты говоришь! – ужасалась Капа.
– Я говорю то, что есть. Я знаю, ты с мужем живешь и с
капитаном. А ты еще со мной поживи. С тремя мужчинами лучше жить, чем с двумя.
– Клим, ты дурак! – Капа не любила намеков на свои отношения
с капитаном.
Свинцов хмурился и исподлобья смотрел на Капу.
– Если ты со мной жить не хочешь, – сказал он, подумав, –
зачем обзываться? У тебя подруга есть?
– А ты, Клим, можешь жить с любой женщиной?
– С любой.
Разговор был прерван появлением капитана Миляги. От прочих
людей капитана Милягу отличало то, что он всегда улыбался. Улыбался милой
приятной улыбкой, вполне соответствовавшей фамилии, которую он носил. Капитан
улыбался, когда здоровался, улыбался, когда допрашивал арестованных, улыбался,
когда другие рыдали, короче говоря, улыбался всегда. Вот и сейчас, улыбаясь,
поздоровался с Капой и с улыбкой обратился к Свинцову, который при его
появлении опрокинул стул и вытянулся у дверей.
– Меня ждешь?
– Вас.
– Заходи.
Он взял у Капы ключ от своего кабинета и вошел первым. Для
начала раздвинул шторы и распахнул окно, выходящее во внутренний дворик, полной
грудью вдохнул свежий воздух.
На дворе лейтенант Филиппов занимался с личным составом
строевой подготовкой. Личного состава, кроме лейтенанта Филиппова, было пять
человек. В обычное время на строевую подготовку времени никак не хватало.
Всегда было слишком много работы. А тут в короткий период перехода на военные
рельсы выдался свободный денек. Кроме того, и указание было обратить особое
внимание на строевую подготовку.
Пять человек, построенных в колонну по одному, отрабатывали
строевой шаг. Лейтенант Филиппов шел сбоку и, воодушевляя подчиненных личным
примером, высоко поднимал ноги в сверкающих хромовых сапогах.
– Ну что скажешь, Свинцов? – спросил капитан, не
оборачиваясь.
– Ничего. – Свинцов лениво зевнул в кулак. – Тут ребята
лошадь нашли приблудную.
– Что за лошадь?
– Мерин. Спрашивали, никто не знает чей.
– И где ж этот мерин?
– Во дворе привязали к дереву.
– Сена дали?
– А зачем чужую лошадь кормить?
Капитан обернулся, посмотрел на Свинцова с укором.
– Эх, Свинцов, Свинцов, сразу видно – не любишь животных.
– Да я и людей-то не очень, – признался Свинцов.
– Ну ладно. Еще что?
– Вчерась, товарищ капитан, шапиёна пымал.
– Шпиона? – Капитан оживился. – Где он?
– Сейчас приведу.
Свинцов вышел. Капитан сел за свой стол. Шпион был сейчас
как раз кстати. Капитан взглянул на висевшую перед ним цитату: «…уничтожать
шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов…» «Ну что ж, уничтожать так
уничтожать», – подумал капитан и улыбнулся самому себе.
Чтобы не терять даром времени до возвращения Свинцова,
принялся разбирать секретную почту. В нее входили всевозможные циркуляры,
выписки из приказов вышестоящих инстанций, решений компетентных комиссий, из
протоколов каких-то ответственных совещаний. Об усилении контроля за
хлебозаготовками. О подготовке к новому (военному) займу. Об усилении контроля
за лицами, уклоняющимися от воинской повинности. Об усилении контроля за
подбором кадров. О переводе промышленных предприятий на военные рельсы. О
борьбе со слухами и распространением контрслухов.
Дверь распахнулась. В кабинет вошел, подталкиваемый
Свинцовым, пожилой человек в длинном плаще и облезлом танкистском шлеме.
Национальность этого лжетанкиста можно было определить с первого взгляда.
Оценив обстановку, старик приветливо улыбнулся и стянул шлем со своей головы,
покрытой редким белесым пухом. Он взял шлем в левую руку, а правую протянул
капитану.
