– Правильно. – Ярцев был очень доволен. – Я с удовольствием
прослушал ваш ответ. Вы правильно мыслите, делаете из пройденного материала
верные выводы. Я ставлю вам «отлично» и буду просить командира батальона
объявить вам благодарность с занесением в личное дело.
– Служу трудовому народу, – тихо сказал Балашов.
– Садитесь, товарищ Балашов. – И своими узкими
проницательными глазами старший политрук осмотрел сидевших перед ним бойцов. –
Кто хочет дальше развить мысль предыдущего оратора?
Чонкин дернул рукой. Ярцев заметил.
– Товарищ Чонкин, как прикажете истолковать ваш
выразительный жест? Может быть, вы опять боретесь с жуком?
Чонкин встал.
– Вопрос, товарищ старший политрук.
– Пожалуйста. – Политрук расплылся в широкой улыбке, всем
своим видом показывая, что, конечно, Чонкин может задать только очень простой
вопрос и, может быть, даже глупый, но он, Ярцев, обязан снижаться до уровня
каждого бойца и разъяснить непонятное. И он ошибся. Вопрос, может быть, был
глупый, но не такой простой.
– А правда, – спросил Чонкин, – что у товарища Сталина было
две жены?
Ярцев вскочил на ноги с такой поспешностью, как будто ему в
одно место воткнули шило.
– Что?! – закричал он, трясясь от ярости и испуга. – Вы что
говорите? Вы меня в это дело не впутывайте. – Он тут же спохватился, что сказал
что-то не то, и остановился.
Чонкин растерянно хлопал глазами. Он никак не мог понять,
чем вызвана такая ярость старшего политрука. Он пытался объяснить свое
поведение.
– Я, товарищ старший политрук, ничего, – сказал он. – Я
только хотел спросить… Мне говорили, что у товарища Сталина…
– Кто вам говорил? – закричал Ярцев не своим голосом. – Кто,
я вас спрашиваю? С чужого голоса поете, Чонкин!
Чонкин беспомощно оглянулся на Самушкина, тот спокойно
перелистывал «Краткий курс истории ВКП(б)», словно все происходившее не имело к
нему абсолютно никакого отношения. Чонкин понял, что, если сослаться на
Самушкина, тот откажется не моргнув глазом. И хотя Чонкин никак не мог взять в
толк, чем именно вызван такой невероятный гнев старшего политрука, ему было
ясно, что Самушкин его опять подвел, может быть, даже больше, чем в тот раз,
когда устроил «велосипед».
А старший политрук, начав кричать, никак не мог
остановиться, он крестил Чонкина почем зря, говоря, что вот, мол, к чему
приводит политическая незрелость и потеря бдительности, что такие, как Чонкин,
очень ценная находка для наших врагов, которые только и ищут малейшую щель,
куда, не гнушаясь никакими средствами, можно пролезть со своими происками, что
такие, как Чонкин, позорят не только свое подразделение и свою часть, но и всю
Красную Армию в целом.
Трудно сказать, чем кончился бы монолог Ярцева, если бы его
не прервал дневальный Алимов. Видно, Алимов бежал от самого городка, потому что
долго не мог перевести дух и, приложив руку к пилотке, тяжело дышал, молча
глядя на Ярцева. Его появление сбило Ярцева с мысли, и он спросил раздраженно:
– Что вам?
– Товарищ старший политрук, разрешите обратиться. – Алимов
кое-как отдышался.
– Обращайтесь, – устало сказал Ярцев, опускаясь на пень.
– Рядового Чонкина по приказанию командира батальона
вызывают в казарму.
Этому обстоятельству были рады и Чонкин и Ярцев. Отвязывая
лошадь, Чонкин ругал себя, что черт дернул его за язык, может быть, первый раз
за всю службу задал вопрос, и на тебе – такая неприятность. И он твердо решил,
что теперь никогда в жизни не будет задавать никаких вопросов, а то еще влипнешь
в такую историю, что не выпутаешься.
Глава 5
Старшина Песков сидел у себя в каптерке и суровой ниткой
резал мыло, готовясь к предстоящему его роте банному дню. В это время его
позвали к телефону, и комбат Пахомов приказал немедленно разыскать Чонкина,
выдать ему оружие, продпаек на неделю и подготовить к длительному несению
караульной службы.
Какой именно службы и почему длительной, старшина не понял,
но сказал: «Есть!» – потому что привык выполнять приказания беспрекословно,
согласно уставу. Каптенармуса Трофимовича, который помогал ему резать мыло, он
послал на продсклад, а дневального Алимова отправил разыскивать Чонкина. После
этого нарезал остальное мыло, вытер руки о полотенце и сел писать письмо своей
невесте, которая жила в городе Котласе.
После срочной службы старшина прослужил еще два года, теперь
хотел опять продлить срок, но невеста этого не одобряла. Она считала, что
женатому человеку лучше работать где-нибудь на заводе, чем служить в армии.
Старшина Песков с этим был не согласен, он писал: «А еще, Люба, вы пишете, что
гражданская жизнь лучше, чем военная, вы, Люба, имеете об этом неправильное
понятие, потому что для каждого воина Красной Армии есть главное: переносить
все тяготы и лишения воинской службы. А также воспитание подчиненных. Вы знаете,
что наша страна со всех четырех сторон находится в капиталистическом окружении
и враги только и метят на то, чтобы задушить Советскую страну, а наших жен и
детей угнать в рабство. Поэтому в Красную Армию ежегодно призываются на военную
службу молодые воины, дети рабочих и трудового крестьянства. И мы, закаленные
воины, должны передавать им свой боевой опыт и воинское мастерство в деле
воспитания молодого поколения. Но вопрос этот очень серьезный, к людям надо
проявлять ежедневную строгость, потому что ты с ними будешь по-хорошему, а они
к тебе обернутся свиньей. Возьмем, к примеру, простую семью. Если не будешь
воспитывать ребенка в строгости, с ремешком, то он вырастет жулик или хулиган,
а дети, Люба, цель нашей жизни. А если не иметь цели, то можно повеситься или
застрелиться (вот вам пример: Маяковский, Есенин)».
Старшина поставил точку, обмакнул перо в чернила и стал
обдумывать следующую фразу. Он хотел как-то связать воедино вопросы семьи и
брака и обороноспособности государства, но как именно сделать это, еще не знал,
и тут его сбили с толку – кто-то постучался в дверь.
– Войдите, – разрешил старшина.
Вошел Чонкин. Он был так огорчен своей оплошностью на
политзанятиях, что даже забыл, что нужно о своем прибытии доложить
по-уставному, и спросил просто:
– Звали, товарищ старшина?
– Не звал, а приказал явиться, – поправил старшина. –
Выйдите и доложите как положено.
Чонкин повернулся к дверям.
– Отставить! – сказал старшина. – Как нужно поворачиваться
кругом?
