— Ладно, в следующий раз угощу тебя сначала ужином.
Так, улыбка — это одно дело, но тут уже определенно флирт. А потом, как будто он без того мало меня ошарашил, Кэл взял с низенького столика горшок с африканской фиалкой и протянул мне. Я уж решила, он таким странным образом преподносит мне цветы, но Кэл сказал:
— На самом деле способности к целительству есть у любого экстраординария. Не такие, как у меня, и все-таки. Нужно только немного терпения. — Он ближе придвинул цветок, и я разглядела на бархатистых лепестках бурые пятна. — Хочешь попробовать?
Я посмотрела на поникшую фиалку и фыркнула.
— Спасибо! Кажется, бедный цветочек и так уже настрадался. — Я добавила, пошевелив пальцами: — Вот что-нибудь разнести силой магии — это пожалуйста! А целительство мне, я думаю, не дано.
Правда, вчера я сумела окрасить воду в фонтане в розовый цвет и преобразить на Нике одежду, но исцелять наверняка в сто раз труднее. Не говоря уже о том, что меня сейчас больше всего занимала та вырванная страница и не давала покоя мысль о том, как папа исхитрился скрыть кражу гримуара.
Кэл ткнул мне в руки цветочный горшок.
— Ты говорила, что учишься контролировать способности. Никакой другой вид магии не требует такого точного контроля, как целительство. Попробуй!
Я хотела отговориться тем, что выбилась из сил во время папиного урока… Только, сказать по правде, благодаря стараниям Кэла я сейчас чувствовала себя бодрой как никогда.
И он, уж наверное, об этом знал.
Я взяла в руки горшочек с фиалкой.
— И что нужно делать?
Кэл, сплетя пальцы с моими, поднял мою левую руку к привядшей фиалке. На большом пальце у него была мозоль, которая должна бы неприятно царапать кожу.
— Целительство во многом похоже на прочие виды магии. Нужно сосредоточиться на выбранном предмете и сделать так, чтобы он изменился.
— Или, в моем случае, взорвался.
Кэл только головой покачал.
— Когда исцеляешь нечто живое, это тоже следует принимать в расчет.
— А как?
Пальцы Кэла крепче сжали мою руку, и мое сердце гулко стукнуло в ответ. В библиотеке было очень тихо.
— Сама почувствуешь.
Я сглотнула, что оказалось довольно трудно сделать, потому что у меня во рту вдруг пересохло.
— Хорошо.
Зажмурившись, я ощутила, как поднимается магия, начиная от самых пяток. Пока все идет нормально. Я представила себе бурые пятна на лепестках фиалки, одновременно удерживая в своем сознании мамино лицо. «Исцелись!» — подумала я, постеснявшись произнести это вслух. Цветок шевельнулся у меня под рукой. Я чуть-чуть приоткрыла один глаз — увы, пятна никуда не исчезли.
Я опять зажмурилась и сделала несколько любимых папой глубоких вдохов, думая о том, что не зря экстраординарии в драке всегда проигрывают обычным людям. Нет, правда: чтобы сотворить заклинание, нужно сосредоточиться, расслабиться, что-то себе представить, выровнять дыхание… Не самая эффективная методика борьбы с такой организацией, как «Око».
Зря я подумала про «Око». Могла бы и сообразить… Как только это название вспыхнуло у меня в мозгу, самоконтроль разлетелся к чертям.
Так же, как и цветочный горшок.
На ноги мне посыпалась земля, а лиловый цветочек поник еще сильнее. Честное слово, он даже укоризненно качнулся в мою сторону.
— Ох… — простонала я.
Кэл быстро выхватил у меня из рук треснувший горшочек.
— Извини, я ведь предупреждала, что я — разрушительница.
— Ничего страшного, — ответил Кэл, хоть и прижал к себе горшочек, словно защищая. — У тебя почти получилось.
Он посмотрел на цветок — наверное, хотел оценить ущерб — и вдруг изумленно воскликнул:
— Ого!
Я вытерла испачканные землей руки о джинсы.
— Все так плохо?
— Не в том дело. Смотри!
Он протянул мне горшок. Фиалка оставалась все такой же поникшей, зато рядом из земли проклюнулись два крошечных цветочка, ярко-фиолетовых, без малейшего признака бурых пятен.
— Ничего себе! Это я их сотворила?
Кэл кивнул.
— Больше некому. Вот тебе и разрушительница!
Я жалобно улыбнулась.
— Ну, при всех новых ростках остается еще разбитый горшок и скорбная старая фиалка.
— Может быть, — ответил он, кивнув.
Потом сделал паузу, и я поняла, что сейчас Кэл скажет нечто важное. Возможно даже, ради такого случая произнесет больше пяти слов подряд.
— А может быть, у тебя магия не такая уж разрушительная. Дождь из чипсов, история с кроватью и вот сейчас… Может, просто ты творишь с размахом?
Когда ко мне наконец вернулся голос, я сказала:
— Знаешь, Кэл, с тех пор как мы здесь, мне еще никто не говорил таких приятных вещей.
Кэл, не глядя мне в глаза, подергал вылезший из земли корень.
— Это правда, — сказал он и вдруг выдал одну из своих полуулыбок (они мне решительно начинали нравиться). — А другая правда — что мне надо найти новый горшок для этой малышки. Ну, это… до ужина, что ли.
— Ладно. Можно будет обсудить цветовую гамму.
— А?
— Для свадьбы. Я бы хотела оформить ее в оттенках дыни и мяты. Следующей весной они будут в моде.
Кэл расхохотался — впервые за все время, что я его знала.
— Заметано! Пока, Софи!
— До встречи, — крикнула я ему вслед.
Сердце вдруг сдавила тоска. Арчер, прощаясь после отработки в подвале, говорил: «Пока, Мерсер!» Я никогда больше этого не услышу.
Противно, что люди не забываются. Думаешь, что смирилась, отгоревала свое, а потом вдруг — бац! Какая-нибудь мелочь, и ты словно заново переживаешь утрату.
Я вспомнила, как он ждал меня на мельнице. Что такое важное хотел он мне сказать, ради чего готов был рискнуть жизнью?
Я чуть не до крови сжала в кулаке зазубренный осколок керамики и вслух произнесла:
— Все это неважно.
Арчер — в прошлом. А у меня, прибавила я мысленно, проблемы посерьезнее, чем несчастная любовь.
ГЛАВА 23
Папин кабинет был едва ли не самой маленькой комнатой в аббатстве Торн. Правда, довольно уютной. Стол вишневого дерева, ковры цвета слоновой кости, удобные кожаные кресла и солидные книжные шкафы. И красивый вид на реку.
Папа сидел за письменным столом и делал то, что делают все британцы, когда им страшно: пил чай.
Я прислонилась к притолоке.
