Он уже снял маску, и я заметила, что на губах его играет ироническая улыбка.
Мы миновали Шеперд-маркет, где в окнах закрытых магазинов тускло горели лампы. Ночь стояла прохладная, но я не чувствовала холода. Рука графа лежала на моем плече. Мы прошли по Хафмун-стрит, свернули на Пиккадилли, пересекли ее и углубились в парк.
— Эти женщины — кто они такие? — спросила я. — Они родились смертными?
Слова графа задели меня за живое. Неужели между мной и распутницами, соблазнившими Джонатана, и в самом деле есть сходство? Неужели, когда мои способности достигнут полного развития, я тоже начну совращать невинных?
— Нет, смертными они никогда не были, — покачал головой граф. — Но ведь и ты родилась бессмертной. Подобных женщин нередко называют дочерями Лилит. Некоторые зовут их также ламиями или попросту ведьмами. Они не нуждаются в обществе мужчин до тех пор, пока у них не возникает желания соблазнить какого-нибудь представителя так называемой сильной половины. Сладострастие — их главное свойство, и, услаждая свою похоть, они не стесняются в средствах. Они способны принимать любые обличья — птиц, зверей, рыб иди же женщин со змеиными хвостами.
О Лилит я имела весьма смутное представление, основанное на обрывках библейских историй да нескольких живописных полотнах.
— Если мне не изменяет память, имя Лилит встречалось в записях фон Хельсингера, — заметила я. — Он уверен, что она существует до сих пор.
— В этом наш добрый доктор не ошибся, — кивнул граф. — Все, что было создано когда-то, в той или иной форме продолжает свое существование по сей день. Лилит принадлежала к числу ангелов, которые, подобно Люциферу, возжаждали земных радостей и пожелали обрести физическое тело. Первый раз она появилась на море, в разгар сильнейшей бури, и люди, ставшие свидетелями ее воплощения, назвали ее Повелительницей Ветров. Красота Лилит пронзала сердце любого смертного мужчины. Пытаясь завоевать ее расположение, люди пролили немало крови, убивая и предавая друг друга. Наконец они дошли до того, что стали обвинять Лилит во всех преступлениях, которые сами совершили ради нее. Они твердили, что она соблазнила их благодаря своей демонической силе и вынудила творить зло. Все это оскорбляло Лилит, и с течением времени она стала зла и мстительна.
Лилит произвела на свет множество дочерей, не уступавших ей красотой. Вместе они начали охотиться за мужчинами, которые поносили их особенно рьяно. Дочери Лилит являлись к ним по ночам и сосали их кровь, лишая их жизненной силы. Число их жертв возрастало день ото дня, но жажда мести, полыхавшая в женских сердцах, становилась все более неукротимой. Они соблазняли лучших представителей рода человеческого, самых сильных и отважных мужчин, и после выбрасывали их за ненадобностью. Если кто-нибудь из их бывших любовников женился на смертной женщине, дочери Лилит проникали в его дом и пили кровь его детей.
Внутри у меня все похолодело.
«Они попытаются выпить кровь моего ребенка».
Эта кошмарная мысль вытеснила из моей головы все прочие. О, как безрассудно я поступила, напав на одну из этих тварей, столь мстительных и коварных! Смогу ли я защитить свое дитя, человеческое дитя, лишенное каких бы то ни было сверхъестественных способностей? Мой сын станет для них такой же легкой добычей, какой стал его отец.
— Ламии живут по своим собственным законам, — откликнулся на мои невысказанные тревоги граф. — Мужчины, которые становятся их жертвами, сами избирают свой удел, ибо находятся во власти собственной похоти.
— Вот как? Но мне кажется, Джонатан ничего не выбирал. За него принял решение ты. Он всего лишь человек и не смог тебе противостоять. А ты превратил его в игрушку для своих протеже.
— Ты права, он всего лишь человек. В отличие от тебя.
— А мой сын?
— Твои страхи небезосновательны. Ребенку будет угрожать опасность, но я сумею его защитить. Ради тебя.
На следующий день, увлекаемая любопытством, я направилась поглядеть на особняк, где происходил удивительный бал-маскарад. К немалому своему удивлению, я не смогла его отыскать. Мне казалось, я в точности повторила наш вчерашний путь — дошла до узкой улочки, где мы вышли из кареты, свернула в переулок, ведущий к площади. Однако и сама площадь, и трехэтажный особняк словно сквозь землю провалились. Переулок кончался тупиком, упираясь в грязную кирпичную стену какой-то больницы.
После этого я поняла, что загадкам, которыми так богата моя жизнь, суждено оставаться неразгаданными, и я поступлю разумно, прекратив ломать над ними голову. Мы с графом любили друг друга, и ничто не мешало нам оставаться вместе. Судя по всему, он смирился с тем, что у меня будет ребенок, и даже был готов защищать его от всех возможных опасностей. Мне не хотелось оставаться в Лондоне, ибо я понимала, что в этом городе меня будут преследовать призраки прошлого. При встречах с прежними знакомыми, которых вряд ли удастся избежать, я буду вынуждена пускаться в длительные и невнятные объяснения. Кэт Рид, возможно, до сих пор ждет от меня шокирующих сведений и мечтает с моей помощью написать скандальную статью о бесчеловечных методах лечения, применяемых в психиатрических клиниках. Мисс Хэдли наверняка удивляется, не получая от меня вестей, и уж конечно расспрашивает наших общих знакомых о моей семейной жизни. Но возможно, по городу уже ходят слухи, согласно которым вскоре после свадьбы я сбежала от мужа с каким-то таинственным иностранцем. Это означает, что большинство моих знакомых, столкнувшись со мной на улице, предпочтут меня не узнать.
Так или иначе, я желала бы уехать из Лондона. Но жить в Австрии, в роскошном поместье, где произошло падение Джонатана, мне тоже не хотелось. Обсудив проблему с графом, мы решили, что останемся в лондонском особняке до тех пор, пока он не приобретет загородную усадьбу во Франции. Граф заверил меня, что невозможно придумать более подходящего места для четы, ожидающей прибавления. Французские повивальные бабки, по его словам, куда искуснее английских, а ребенок будет счастлив провести свои первые годы на приволье, в окружении благодатной природы.
— Прежде мы уже жили в этих местах, Мина, — сказал граф. — Когда ты приедешь туда, ты почувствуешь, что вернулась домой.
— Мы были там счастливы? — спросила я.
— То была самая счастливая пора нашей жизни, — ответил он.
После случая с Урсулиной мы с особым вниманием наблюдали за поведением моего тела. Несомненно, органы моих чувств воспринимали мир острее, чем прежде. Что касается перемен, нам удалось заметить лишь те, что были вызваны беременностью. Никаких признаков того, что моя природа преображается, не наблюдалось. Впрочем, это никоим образом не омрачало моего счастья. Как и всякая женщина, ожидающая ребенка, я больше всего на свете опасалась повредить ему и надеялась, что впредь у меня не будет надобности прибегать к своим сверхъестественным способностям или же к магии. Даже подъем духа, который я испытывала, используя свой дар, не соблазнял меня. Граф, подобно опытному врачу, следил за моим состоянием — как физическим, так и метафизическим. Дважды в день он проверял все мои жизненные показатели и непременно исследовал исходящие от меня вибрации. Он был уверен, что происходивший во мне процесс преображения замедлился или даже прервался вследствие беременности. По словам графа, подобные процессы не подчинялись каким-либо правилам, и предугадать их последствия было совершенно невозможно.
