— Умиротворяющее действие? — верная своей незамысловатой тактике, тупо переспросила я.
— Да, и представьте себе, особенно благотворно этот наряд воздействует на женщин. Стоит лишить их возможности двигать руками, у них сразу успокаиваются нервы. Женщины — чрезвычайно возбудимые существа. Множество причин могут нарушить их хрупкое душевное равновесие. Возьмем, к примеру, молитву. Мужчине она помогает сосредоточиться и обрести душевный покой, а на женщину производит обратный эффект, приводя ее в экзальтацию. Чтение романов тоже приносит дамам скорее вред, чем пользу. А эти рубашки, несмотря на свою видимую невзрачность, производят такое же действие, как самые изысканные туалеты — помогают дамам воспрянуть духом.
— Неужели? — пропела я, придав своему лицу самое что ни на есть простодушное выражение. Взгляни на меня сейчас Кейт, она была бы довольна своей ученицей. — Не представляю, как выглядит женщина в таком наряде!
— Сейчас увидите, — пообещал Сивард и, развернув смирительную рубашку, вплотную подошел ко мне. Теперь нас разделяло всего несколько дюймов, и я ощущала тепло, исходившее от его тела.
— Прошу вас, вытяните руки, — попросил доктор.
Я выполнила его просьбу, и он натянул на мои руки длинные рукава.
— Вам она слегка великовата, — пробормотал он себе под нос и завязал концы рукавов у меня за спиной. При этом он притянул меня к себе, так, что спина моя коснулась его груди. Он глубоко вздохнул, и я ощутила, как вздымается его грудь.
— Готово, — пробормотал он. — Вы выглядите потрясающе.
Доктор взял меня за плечи, желая повернуть лицом к себе, и на мгновение, всего на мгновение, заключил в объятия. Я вздрогнула. Не знаю, помогало ли это одеяние успокоить нервы другим женщинам, но я, превратившись в подобие египетской мумии, чувствовала себя до крайности неловко. Сознание того, что я более не владею собственными руками, вызвало у меня приступ паники, который мне с трудом удалось подавить.
— Ну что, какие ощущения? — осведомился доктор, погладив меня по плечам.
Хотя я не желала в этом признаваться, прикосновения его были приятны. На какое-то мгновение мне даже захотелось, чтобы странное положение, в котором я оказалась, длилось как можно дольше. О, если бы можно было ощущать близость Сиварда и при этом его не видеть!
— Мина.
Доктор произнес мое имя так вкрадчиво и мягко, что мне показалось, я чувствую, как звуки вплыли в мое ухо по воздуху. Я уперлась взглядом в стену, увешанную кожаными ремнями.
— Я ощущаю себя совершенно беспомощной и беззащитной, — призналась я. — Мне очень хочется свободно шевелить руками, и при мысли, что это невозможно, я содрогаюсь от страха.
— Но вам абсолютно нечего бояться, — прошептал Сивард мне на ухо. — Рядом с вами я. Неужели вы думаете, я дам вас в обиду?
Он усадил меня в кресло с высокой деревянной спинкой, а сам опустился передо мной на колени.
— Разве вы не чувствуете умиротворения и покоя? — спросил он, неотрывно глядя на меня своими темно-серыми глазами.
Создавалось впечатление, что, ответив отрицательно, я разобью ему сердце.
— Благодаря этим рубашкам у наших пациентов возникает ощущение безопасности, — заметил Сивард и, протянув руку, коснулся моей спины. — Чувствуете, здесь есть специальные завязки?
Щека его почти касалась моей. Я сидела затаив дыхание. Во рту у меня пересохло, язык прилип к гортани. Не в силах сказать ни слова, я молча кивнула. Сивард встал, подошел к стене и вернулся с длинной кожаной петлей в руках.
— Если пациент никак не может успокоиться, мы привязываем к рубашке эту петлю и крепим ее к стене, — сообщил Сивард. — Таким образом нам удается предотвратить приступ буйства, не привязывая больного к кровати. Я хочу, чтобы вы убедились, насколько гуманны наши методы. Мы стараемся не причинять пациентам ни малейшей боли.
Он снял со стены еще одну кожаную петлю и зашел мне за спину. Я почувствовала, как он возится с завязками, прикрепляя петли к смирительной рубашке. Руки мои начали затекать, но это неудобство казалось пустячным по сравнению с бешеным сердцебиением, из-за которого у меня временами темнело в глазах. Доктор туго натянул ремни, вынудив меня плотно прижаться к спинке кресла.
Я вспомнила, как в школе мучила девочек, выправляя им осанку при помощи привязанной к спине доски. Пожалуй, подобное приспособление куда более эффективно, пронеслось у меня в голове. Не зря Сивард гордится тем, что их клиника оборудована по последнему слову науки. Доктор меж тем прикрепил петли к специальному крюку на стене и отступил на шаг, любуясь своей работой. Теперь я была полностью лишена свободы передвижения.
— Вам ведь ничуть не больно, верно? — осведомился Сивард.
Голос его был мягок, как подтаявшее сливочное масло.
— Уверен, корсет доставляет вам гораздо больше неприятных ощущений. Согласно моей теории, женщины настолько привыкли к доставляемым корсетом неудобствам, что наши смирительные рубашки кажутся им милым пустяком.
Я по-прежнему не могла ни вдохнуть полной грудью, ни говорить. Смирительная рубашка не стесняла свободу моего дыхания, но сознание собственной беззащитности едва не довело меня до обморока. Я полностью находилась во власти Сиварда. Он мог беспрепятственно творить со мной все, что ему взбредет в голову.
Доктор вновь опустился передо мной на колени.
— Я вижу, Мина, вы никак не можете расслабиться. Попытайтесь представить, что вы — запеленатый младенец, который лежит в колыбели. Неумение расслабиться — одна из причин истерии, от которой мы избавляем наших пациенток. Успокойтесь, Мина. Не сопротивляйтесь тому, что с вами происходит.
Не сопротивляйтесь. Не так давно я уже слышала подобный совет.
— Я… я хотела бы расслабиться, Джон, — наконец пролепетала я. — Но это невозможно, потому что все мое тело напряжено.
— Причина напряжения кроется в вашем сознании, — возразил Сивард и коснулся пальцем моего подбородка. — Расслабьтесь, Мина. Слушайте звук моего голоса и забудьте обо всем прочем.
Он отошел к стене и вернулся с двумя кожаными ремнями.
— Когда смирительной рубашки оказывается недостаточно, что бывает крайне редко, мы связываем пациенту ноги, — пояснил он. — Сейчас вы убедитесь, что это тоже ничуть не больно.
С этими словами он опять опустился на колени, закрепил ремни вокруг моих лодыжек и связал их вместе. Затем он взял цепь, свисающую со стула, и прикрепил ее к пряжке, соединяющей ремни. Теперь я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
Сивард, стоя на коленях, смотрел на меня, как молящийся на статую святой. Горящий взор его был исполнен экстатического восторга, который, по его собственным словам, молитва пробуждает в женщинах. Паника, которую пробудило во мне сознание своей полной беззащитности, постепенно начала гаснуть, уступая место пьянящему чувству всесилия. Мне казалось, стоит мне только приказать, и все мои желания будут исполнены.
