— Почему они не поднимут своего бога? — спросила Клеопатра.
Ей было невыносимо такое непочтительное отношение к божеству. Позади поверженного бога, вдоль длинного песчаного берега, тянулись ряды лавок и мастерских. К замшелым утесам и поросшим дикими розами скалам, поднимающимся над городом, лепились маленькие выбеленные дома.
— Люди боятся, что, если они поднимут хранителя города, земля снова начнет трястись. Жрецы решили не трогать его, — ответил царь, высматривая на берегу приветственную процессию.
— Так печально видеть, как он лежит здесь, изуродованный, без головы… Отец, ты ничего не сможешь сделать? Тебя так любят в этих краях…
На Родосе очень хорошо относились к Авлету, как и ко всем прочим царям династии Птолемеев. Много столетий назад, когда город был осажден македонским тираном Деметрием Полиоркетом, Птолемей I вмешался и прогнал Деметрия. Отступление было столь поспешным, что македоняне даже не успели увезти свои осадные машины. Родосцы продали трофеи и на вырученные средства построили гигантскую статую бога Гелиоса. За оказанную помощь народ Родоса прозвал Птолемея I Сотером — Спасителем. Птолемей I очень гордился этим прозвищем и официально именовал себя так всю жизнь.
— Мы здесь для того, чтобы просить совета и помощи, Клеопатра. Не наше дело — давать указания жрецам, — сказал царь. — Правительство Родоса поддерживает добрые отношения с Римом. Мы прибыли, чтобы узнать, как нам самим добиться того же. Тебе придется удовольствоваться существующим положением дел. Будем наслаждаться красотами острова, но ничего не станем здесь менять.
После того как ее так отчитали, Клеопатра постаралась нащупать тему для беседы, которая вернет ей благосклонность царя. Царевна не хотела, чтобы ее отправили обратно домой или оставили на Родосе под присмотром вежливой и скучной гречанки, в то время как Авлет поплывет в Рим.
— Отец, а правду ли говорят, что на острове Родос больше бабочек, чем во всем остальном мире? — невинно спросила девочка.
— Да, и статуй тоже, — ответил царь. — Но не обманывайся. На этом острове полно змей. Поэтому не вздумай убегать куда-нибудь поиграть, как ты делала дома.
Эти слова предназначались не только царевне, но и высокой девушке, которая стояла рядом с ней.
— Не беспокойся, мой повелитель. Никаких игр не будет.
Мохама отвечала совершенно бесстрастно, и Клеопатра заподозрила, что они с Авлетом уже переговорили наедине после того, как царь ударил Мохаму по лицу в день бунта.
Несколько недель после того случая Клеопатра избегала свою прежнюю подружку, старалась не вспоминать о ней и в конце концов, через много дней упорных усилий, приучилась не скучать без нее. Но в утро отплытия Клеопатра все-таки чуть-чуть пожалела о том, что Мохама остается. Царевна вышла из повозки. Впереди нее выскочили собаки. Длинные мостки дрожали под ногами носильщиков, грузивших имущество царя на корабль. Клеопатра оглянулась и увидела одинокую темнокожую женщину, которая стояла на пристани и смотрела на море. Ее красный дорожный плащ темнел в сером утреннем тумане, как кровавое пятно. Царевна сердито поглядела на Хармиону, но служанка равнодушно встретила ее взгляд и не стала извиняться. Прошлым вечером Хармиона предложила взять Мохаму в путешествие, потому что те, кто оставался в городе, могли обойтись с ней дурно. Клеопатра вспомнила, как враждебно относятся к Мохаме бактрийские девушки Береники, но потом выбросила бунтарку из головы. Царевна все еще страдала от предательства Мохамы и не собиралась проявлять милосердие.
— Я больше не желаю ее видеть, — ответила Клеопатра. — Если хочешь меня порадовать, сообщи, что ее продали в рабство, избили или подвергли пыткам за то, что она подвергла опасности свою царевну.
— Однако твой отец, царевна, именно ей поручил уберегать тебя от опасности, — возразила Хармиона.
— Только не говори мне, что собираешься ее защищать! — рассердилась Клеопатра. — Если бы мы не спешили отправиться в путешествие, я настояла бы на том, чтобы отец приказал отсечь ей руки. А потом я вернула бы ее обратно в пустыню, в ее кочевое племя, где она уже не смогла бы даже воровать.
Хармиона ничего не ответила, только посмотрела на девочку с сожалением. Клеопатра разозлилась и пнула деревянный сундук. Она ушибла палец на ноге, и, взвизгнув от боли, как щенок, бросилась к Хармионе. Царевна спрятала лицо в подоле платья строгой наставницы и рыдала, пока не выплакала все слезы.
На следующий день царь со спутниками не спеша поднялся по мосткам и взошел на корабль. Авлета сопровождали эконом, семеро телохранителей, четверо родичей, жрец и жрица, повара и прислуга. С собой взяли также любимых собак и животных для жертвоприношения. Они больше походили на путешественников, отправляющихся в увеселительную поездку, чем на царя со свитой, спасающихся бегством от мятежников. Собаки Клеопатры весело подбежали к Мохаме, закутанной в красный дорожный плащ, и стали ее обнюхивать. Клеопатра пошла за собаками. Она собиралась настоять, чтобы Мохаму оставили. Высокая девушка рассеянно приласкала собак. Она испуганно смотрела на воду, шоколадная кожа посерела от страха.
— Я боюсь. — У Мохамы было такое лицо, будто ее посетило ужасное видение. — Я никогда не плавала по морю.
— Я не знала, что ты можешь чего-то бояться. — Клеопатра постаралась не показать, что волнуется, снова оказавшись в обществе Мохамы. — Ты встречалась с врагами пострашнее, чем море.
— Я слышала, как гневлив морской бог Посейдон. Он знает, что я — дитя пустыни и не почитаю его. Он отомстит мне за это, обрушит на меня свою ярость…
Лицо девушки исказилось от волнения, сморщилось, как у старухи, на гладком шоколадном лбу появились волнистые складки.
Клеопатра расправила плечи и с достоинством произнесла:
— Не говори глупостей, Мохама. Ливия, дочь Зевса, — богиня, именем которой названа твоя страна, — была когда-то женой морского бога Посейдона и родила от него двоих сыновей, близнецов.
— Откуда ты знаешь?
— Это подтвержденный факт, известный всем просвещенным людям в мире, — снисходительно ответила Клеопатра, наслаждаясь мгновениями своего триумфа. Потом царевна продолжила говорить, обращаясь к Мохаме так, будто успокаивала малое дитя, которое страшится выдуманных опасностей: — Прежде чем мы выйдем в море, мой отец принесет в жертву владыке моря белую корову. Посейдон запретит морскому змею Тритону дуть в раковину и волновать море, пока мы будем плыть. Кроме того, мой отец ублажит Тритона двумя белыми козлятами с очень нежными ножками — редкое приношение для обитателя моря. Царь совершит жертвоприношение от имени всех, кто сопровождает его в путешествии. Вот увидишь, море будет спокойным.
— Ты уверена, Клеопатра?
— Обещаю тебе, все так и будет, — сказала царевна.
Она вложила свою теплую ладошку в прохладную ладонь Мохамы, и, взявшись за руки, они вдвоем пошли к кораблю.
* * *
Греческий сановник, которому выпала честь приютить на острове египетского царя и его свиту, встретил их на пристани известием о том, что римский сенатор Катон сейчас находится на Родосе.
