Клеопатра казалась себе Антигоной, ратующей за права мертвых. Оставалось надеяться, что ее собственная участь не будет столь же печальной. Видимо, царь не настолько торопился в Рим, как хотел показать, потому что согласился.
— Похороним ее в Афинах. Мы все будем присутствовать на церемонии.
И вот Клеопатра стоит рядом с трупом подруги. Она положила рядом с девушкой медальон, который ей так нравился. Девочка сдержала слезы, когда пламя факелов коснулось белого полотна, в которое было завернуто тело покойной. Она смотрела на быстро темнеющую ткань и молилась Зевсу, единственному греческому божеству, которое почитала Мохама. Клеопатра мечтала, что всемогущий громовержец вознаградит погибшую красавицу и соединится с ней. Он ведь часто выбирал себе подруг среди прекрасных и горячих земных женщин. Вот было бы здорово делать вид, что Мохама забеременела не от какого-то простого солдата, а от самого владыки Олимпа! Но Хармиона права, детские игры закончились.
Борясь со слезами, царевна смотрела, как пламя охватывает тело подруги. В ноздри ударил запах горящей плоти, жар костра опалил щеки. Пришла пора испытать на себе, способна ли она не выдавать свои чувства. Стоики говорят, что это — признак настоящего человека. По словам философов, это не избавляет от боли, но ведет к добродетели и просветлению. Наверное, они правы, но легче не становилось.
Служители кладбища разошлись, остались рабочие, которые собрали прах, и афинский жрец, который ждал платы от царского распорядителя. Клеопатра вмешалась в их разговор.
— Я хочу, чтобы на ее могиле поставили памятник.
Распорядитель подозвал царя, который устало промолвил:
— Заплати за памятник. Я возвращаюсь на корабль. Неделя выдалась тяжелой и долгой.
— Пусть на камне сделают такую надпись, — велела Клеопатра. — «Остановись, путник, и прочти. Здесь покоится прах Мохамы из Ливийской пустыни, которая была отравлена. Царевна Клеопатра из Дома Птолемеев помнит о ней».
— Чудесно, — кивнул жрец, принимая деньги от распорядителя. — Мастеровые немедленно вырежут эту надпись.
— Хорошо, — откликнулась царевна, которая не собиралась верить этому жрецу на слово. — Через три часа я вернусь и проверю.
— Клеопатра, царь наверняка захочет, чтобы ты поскорее возвращалась на борт, — прошептала Хармиона.
Но девочка заметила, что они могут взять в сопровождение двух телохранителей, нанять возок и отправиться кататься по городу. Глупо провести такой замечательный день в душной каюте, на надоевшем корабле, когда им представляется возможность посмотреть на великие Афины. Хармиона неохотно уступила и сообщила царю, что они задержатся до вечера.
— И не думай, что я буду носиться с тобой по городу наперегонки, как Мохама, — проворчала Хармиона.
Клеопатра рассмеялась, впервые за несколько дней.
Они погуляли по базару, зашли в лавки и поужинали рыбой, шпинатом и оливками в одной из лучших таверн города. Когда солнце коснулось западного горизонта, царевна вернулась на кладбище и обнаружила, что надпись на памятнике сделана неправильно. Видимо, мастеровые спешили или неверно расслышали, но имени Клеопатры из Дома Птолемеев на камне не оказалось. Вместо того там стояло: «Маленькая царевна из Ливии».
— Что это такое? — возмутилась Клеопатра.
— Афиняне считают ливийцами всех, кто приехал из Египта, — пояснила Хармиона.
— Мы прикажем, чтобы надпись переделали так, как пожелает царевна, — предложил один из телохранителей.
— Нет, пусть останется, — решила Клеопатра. — Мне кажется, Мохама рада, что меня увековечили как ливийку. — Она повернулась к заходящему солнцу. — Никогда больше у меня не будет такого друга.
Хармиона поджала губы, и Клеопатра пожалела о своих словах. Она поняла, что женщина ревнует.
— Мохама служила тебе верой и правдой, но на этой службе она возвысилась, — осторожно выбирая слова, промолвила наставница. — Я уважала ее за умение защитить тебя. Но никогда не одобряла того, как она вела себя с мужчинами. — Последняя фраза далась Хармионе с трудом. — Думаю, так ведут себя все женщины низкого происхождения.
— Ты слишком много от нее хочешь. Я всегда старалась оценивать людей не по происхождению, а по силе характера, — рассудительно и искренне ответила Клеопатра, словно отдавая последнюю дань своей верной подруге.
— Как Спартак, который был твоим кумиром в детстве?
— Да, как Спартак, — сдвинула брови девочка. — Я до сих пор восхищаюсь мужеством предводителя рабов. И уверена, что буду вспоминать о Мохаме каждый день.
— Впереди много дней, Клеопатра. Тебя ждут великие испытания и великие потери. И пережить их будет гораздо труднее, чем смерть этой девушки.
— Я не хочу больше никого терять, — ответила царевна.
Они остались наедине, и Клеопатра наконец позволила себе оплакать верную Мохаму.
— Я всегда буду рядом, — пообещала Хармиона. — Я не оставлю тебя, не дам нести это бремя в одиночестве.
Она взяла девочку за руку и повела к повозке. Кладбище осталось за спиной.
ГЛАВА 12
Клеопатра проснулась, когда первый солнечный луч проник сквозь задернутые шторы. Она привыкла подниматься на рассвете, когда остальные еще крепко спали. Девочке нравилось утреннее солнце, она любила следить, как стены дворца постепенно расцветают яркими красками. В этот час они с Мохамой обычно спускались по лестнице, проходили главный зал и, миновав зевающих охранников, выходили во двор. Солнце медленно выплывало из-за стены царских конюшен. Иногда девушки шли в конюшни и болтали с мальчишками, которые сперва кормили лошадей, а потом гоняли их по кругу. Временами Клеопатра сама водила Персефону, а бывало, скакала галопом вдоль пустынного морского берега, до самых южных ворот города.
Клеопатра открыла глаза и поняла, что это не ее дом. Свой двенадцатый день рождения она встретила в бушующем море, между Грецией и Италией. Девочка лежала в своей каюте, ее тошнило, а Хармиона, борясь с дурнотой, ухаживала за ней при свете коптящей масляной лампы. Путешествие по Адриатике выдалось неспокойным, царская свита укрылась в каютах и молилась, чтобы ветра поскорее привели корабль к надежному берегу. К смущению команды корабля, придворных и самой царевны, царь неустанно каркал: «Надеюсь, эта жуткая погода не предвещает тот прием, который мне окажут в Риме». Никто не осмелился его одернуть.
Наконец они вошли в порт Брундизий и, очутившись на твердой почве, наняли повозки для путешествия в Рим. Они ехали по самой безлюдной местности Италии, останавливаясь на ночь в редких и ветхих постоялых дворах. Оголодав за дни морской болезни, путешественники набрасывались на еду. Но на столе оказывался неизменный кролик, разносолов не предлагали, а потом все шли спать на грязные матрасы, по которым скакали блохи. Три дня царевна протряслась в повозке, которая подпрыгивала на грубых камнях Аппиевой дороги. Девушка гадала про себя, как выглядела эта дорога, когда вдоль нее висели на столбах соратники Спартака.
