— Ты заявил, что мой брат будет против моих условий. Теперь, как мне кажется, ты запутался в своих требованиях. Научись проводить границу между своими желаниями и желаниями будущего царя.
И она снова вернулась к документам, лежащим на столе, давая понять, что аудиенция окончена. Звон украшений Потиния отдавался в ее голове еще долго после того, как евнух покинул комнату. Клеопатра не произнесла ни слова.
— Ты должна совершить бракосочетание, даже если тебе удастся избежать церемонии, — промолвил Гефестион.
— Да? — переспросила она. — Я действительно должна так поступить?
У нее не было ни малейшего намерения соглашаться ни с кем из них. Ни Потиний, ни его союзники не фигурировали в ее планах на будущее, но она не была уверена, что может сказать то же самое о Гефестионе, который, когда дело доходило до внешней стороны событий, старался следовать всем традициям. «Почему, — спросила Клеопатра сама себя, — я должна участвовать в церемонии, которая продемонстрирует, что я делаю что-то в угоду моему братцу и его совету слабаков?»
— Госпожа моя, в последние годы ты заменила своего отца. Ты правила страной в одиночку. Но твой брат имеет такие же законные права на трон, как и ты.
— Я в силах вынести моего скучного брата-школяра, цитирующего Гомера, — сказала Клеопатра. — Но я не могу разделить власть с его регентским советом. Я правила этой страной вместе с отцом, а потом одна — когда мой отец потерял интерес к делам царства. Почему я должна делить корону с напыщенным евнухом, с хлыщеватым воякой, со второсортным философом и маленьким мальчиком?
— Дело в том, что закон отдает предпочтение наследникам мужского пола вне зависимости от возраста, — напомнил Гефестион.
— Законы создаются смертными и могут быть изменены, — произнесла Клеопатра. До нее, Клеопатры, в Египте уже были женщины, правившие самовластно; это подтвердилось во время ее недавнего путешествия.
— Я должен предупредить тебя, что если ты не станешь сотрудничать с регентским советом, то правительство разделится надвое. Ты уничтожишь мирный порядок, установленный твоим отцом.
— Давай не будем дурачить самих себя. Ни я, ни мой брат не правим Египтом. Рим и его требования — вот что управляет всеми нами. Я намерена продолжать политику моего отца, которую Потиний полностью отвергает. Я собираюсь заручиться поддержкой римлян.
— Но почему Рим должен поддержать тебя против твоего брата? Это будет противоречить условиям завещания твоего отца, которое римлянин Помпей поклялся провести в жизнь. Какую стратегию ты изберешь для получения их поддержки?
— Боги еще не просветили меня, — ответила Клеопатра. Именно так мог бы сказать ее отец. — Я могу сообщить тебе одно. Я не позволю этой кучке уродов манипулировать мною. Александрия слишком тесна для нас.
— В этом случае, госпожа моя, — отозвался первый советник, — будет интересно увидеть, кто покинет Александрию первым.
Клеопатре успешно удалось избежать церемонии, однако обычай и последняя воля Авлета требовали, чтобы брат и сестра заключили брачный союз. Они, будучи совершенно чужими друг другу, именовались мужем и женой во всех официальных документах, и к тому же, в соответствии с завещанием их отца, к их и без того длинным формальным титулам теперь добавлялись слова «Возлюбленный Сестры Своей» и «Возлюбленная Брата Своего». После того как документы были подписаны, Птолемей Старший, ныне царь Птолемей XIII, вертя в руках церемониальный скипетр, который он, несомненно, выудил из сокровищницы, перегнулся через стол и прошептал:
— Да благословят бессмертные наше ложе, дорогая сестра. От семени моих чресел из твоего прекрасного лона выйдет много Птолемеев.
Клеопатра смотрела ему в глаза и видела Теа — Теа, лишенную малейших признаков красоты. Клеопатра наклонилась к брату, словно намереваясь поцеловать его, но вместо этого прошипела ему в лицо:
— Это самое близкое расстояние, на которое твой торчок-недоросток когда-либо приблизится к моему лону, братец. А когда он вырастет окончательно, можешь воспользоваться им, чтобы доставить удовольствие своему евнуху. Именно этого он и добивается — чтобы я была мертва, а он стал твоей царицей.
Мальчик-царь ударил скипетром по столу, оставив длинную выбоину на его полированной поверхности. Несмотря на все старания, слугам Клеопатры так и не удалось до конца стереть этот след.
* * *
Клеопатра приказала, чтобы на дворцовой кухне приготовили побольше различных блюд и напитков для двоих сыновей Марка Бибула, чтобы те могли отведать всего, пока она и Гефестион обсуждают с ними дела. Прием римлян всегда был щекотливым предприятием; важно было сделать вид, что государство не просто стабильно, но и процветает. Любое проявление слабости перед римлянами обернулось бы недвусмысленным приглашением к захвату страны. С другой стороны, демонстрировать богатство означало соблазнять возможностью отобрать это богатство.
— Царица, мы благодарим тебя за прием, — сказал старший Бибул, молодой человек полного телосложения с безмятежным лицом.
— И за то, что этот прием оказался столь любезным, — добавил младший брат, очарованный размерами и убранством большой Дионисиевой приемной. — Наш отец шлет тебе свои приветствия.
— Я сожалею, что во время моего пребывания в Риме мне не пришлось познакомиться со знаменитым Марком Бибулом. Я и мой отец жили уединенно на пригородной вилле Помпея и почти не уделяли внимания общественным обязанностям.
Клеопатра спрашивала себя, знали ли они то, что знала она: что их отец, Марк Бибул, был посмешищем для всего Рима. Некогда он был соконсулом Юлия Цезаря, но тот настолько запугал его, что Бибул провел весь год до истечения срока службы у себя дома. Он не выходил за дверь целых восемь месяцев под тем предлогом, что ему нужно испросить совета у жрецов, гадающих по полету птиц, прежде чем присоединиться к правительству. Трусливое поведение Бибула породило шутку, что, дескать, тот год отмечен консульством Юлия и Цезаря. Но глупость, похоже, не повредила ничьей политической карьере; теперь Бибул стал наместником Сирии — выгодный пост, покинутый жадным «освободителем» Александрии Габинием.
— В провинции, где правит мой отец, сложилось тревожное положение, госпожа, и он просит твоей помощи, — сказал старший Бибул.
Хотя он обращался к Клеопатре, но смотрел при этом на Гефестиона, который лишь кивнул в сторону царицы. Клеопатра подумала, что римлянам, наверное, трудно вести дипломатические переговоры с женщиной, поскольку ни одна римлянка не была допущена к участию в правительственных делах. Неважно. Пусть учатся. Она склонила голову набок, демонстрируя интерес к его речи.
— Парфяне отказываются покидать пределы Сирии. Мы пытаемся вытеснить их в Месопотамию, но они не двигаются с места. В этой области нет римской армии, и потому мы все находимся в большой опасности. Парфяне, как хорошо тебе известно, правительница, непредсказуемы и воинственны.
Младший брат, который, похоже, лучше разбирался в том, кто из присутствующих наделен большей долей власти, объяснил Клеопатре: если римляне потеряют Сирийскую провинцию и та отойдет к Парфии, все союзники Рима, включая Египет, окажутся под угрозой.
