— Какие новости ждут нас сегодня, о первый советник, которого ныне нужно звать военным министром? — поинтересовалась царица.
— Быть может, титул министра иностранных дел будет более уместен?
— Ты — это весь мой кабинет министров, — улыбнулась она.
— Новости те же самые, владычица. Из-за войны между Цезарем и Помпеем мы не можем собрать армию. Боюсь, что на каждый посланный нами запрос придет тот же самый ответ — сердечное, но официальное выражение сожаления от наших соседей по поводу того, что их армии уже затребованы Помпеем. Конечно, он намеревается созвать армии со всех восточных земель, некогда покоренных им во славу Рима. Полагаю, что это надолго.
Они надеялись, что набор солдат, предпринятый Помпеем, в конце концов обернется им на пользу — ведь он мог забрать еще больше воинов брата Клеопатры. И тогда можно будет воспользоваться этой возможностью, чтобы нанести удар. На данный момент Клеопатра располагала пятью тысячами пехотинцев, тремя сотнями лучников и пятью сотнями всадников — вполне сравнимо с численностью римского легиона, с удовлетворением думала она. Но у нее не было денег содержать такую армию на протяжении долгого времени. Если боги на ее стороне, Помпей скоро заберет себе половину армии ее брата и она сможет бросить вызов оставшимся. Но если боги против нее, то ей в конце концов придется вступить в сражение против всего воинства Ахиллы — почти пятнадцать тысяч в целом. И семь тысяч из них стоят в Пелузии. А иначе — смириться с тем, что царство для нее потеряно. Но лучшее из возможных решений, о котором она молилась особенно горячо, заключалось в том, чтобы Цезарь разбил Помпея, а затем покарал ее брата и его регентов за оказание поддержки Помпею.
Ее размышления прервал слуга, который впустил в комнату какого-то человека. Клеопатра уже собралась выбранить его, но обнаружила, что смотрит в лицо, закрытое белой тканью. Что скрывается под этим покровом — живое существо или бесплотный дух? «Он» — царица предположила, что это все-таки «он», — был плотно укутан с ног до головы и шел к ней, словно живая, способная дышать мумия: мелкими напряженными шажками, очень осторожно. Клеопатра почти ожидала увидеть у него на шее амулет с изображением грифа, предоставляющий умершему покровительство матери Исиды в грядущем мире. Несмотря на трудности, которые это существо испытывало при передвижении, его внимательные карие глаза, смотревшие сквозь узкую щелочку в белых пеленах, так и рыскали по комнате.
— Назови себя, человек пустыни. Ты стоишь перед царицей, — промолвила Клеопатра.
Она была рассержена тем, что этот человек ухитрился проникнуть в комнату, которую она и Гефестион превратили в зал военных советов. По стенам здесь висели карты, а на столе лежали письма от друзей и союзников.
Человек продолжал озирать комнату, но не произносил ни слова. Быть может, он говорил только на арабском наречии, которое Клеопатра в совершенстве освоила во время переговоров с властями Аскалона и с царем Набатеи, надеясь одолжить у него побольше солдат. Она заговорила с пришельцем на этом языке:
— Сообщи мне свое имя и свое дело, или мои люди уведут тебя отсюда и будут пытать до тех пор, пока ты не заговоришь.
Не получив ответа, она повторила то же самое по-гречески.
— Неужели у тебя не найдется более теплого приветствия для старого друга? — вопросила белая фигура.
Голос звучал приглушенно из-за нескольких слоев тонкой ткани, закрывавших рот.
— Ты испытываешь мое терпение, — ответила царица. — Назови себя, или я прикажу моим стражам раздеть тебя догола.
Фигура стянула повязки с лица и головы.
— Не так-то легко и безопасно для союзника грозной Клеопатры путешествовать по Египту, дорогая моя, — сказал Архимед. — Следует принимать меры предосторожности.
— Брат!
Клеопатра порывисто обняла старого друга. Она почувствовала, как его негнущиеся, плотно обмотанные тканью руки охватывают ее тело — так мог бы обнимать ее хищник с неуклюжими когтистыми лапами, а не человек с умелыми проворными пальцами. Клеопатре стало любопытно, чем объясняется его неловкость: повязками или же тем, что она перестала быть маленькой девочкой и стала царицей.
— Сними эти ужасные обмотки, чтобы я могла посмотреть на тебя.
— Помоги мне, сестренка, — отозвался Архимед.
Он сунул в руке царице кончик белой полосы и принялся крутиться на месте, пока из-под ткани не показались его лицо, шея и плечи. Длинные каштановые волосы Архимеда прядями прилипли к потному лицу, а на макушке сбились в плотный колтун. Шея его по-прежнему оставалась длинной и стройной, как в юности, но теперь выглядела куда более мускулистой. Плечи у молодого человека были широкие и крепкие, а торс — гибкий и изящный. Клеопатра уже успела забыть исходящее от него очарование — и внешнюю привлекательность, и беспечное обаяние. Она не видела его несколько лет, с тех самых пор, как умер Авлет, а она сама была еще ребенком. Она протянула к Архимеду руки, но он отпрянул.
— Я с радостью заключил бы тебя в объятия, моя царица, но, как ты видишь, я ужасно вспотел в своем одеянии. Прости, что мне приходится держаться от тебя подальше. Это не потому, что я не рад видеть тебя, — с улыбкой промолвил он. — Я не прощу себе, если ненамеренно залью царицу потом.
Клеопатра успокоилась, поняв, что ее титул не разрушил существовавших между ними дружеских отношений. Своими словами Архимед одновременно признавал ее положение и сообщал, что оно не станет причиной для взаимного охлаждения.
— Ты пришел один, братик? — спросила она.
— Нет, вместе с весьма любопытной партией путешественников.
— Ты можешь вести себя более серьезно, Архимед? Кто твои спутники и когда я могу встретиться с ними?
— Ты должна будешь встретиться с ними, моя царица, потому что они уже служат тебе. Их общество не очень-то подобает царственной особе. Но я привлек их на нашу сторону и обещаю: их услуги будут просто бесценны.
— Братец, скажи же наконец, кто твои спутники, а не то я прикажу своим людям выбить из тебя эти сведения силой! — велела царица.
— Ты все такая же, Клеопатра, — промолвил Архимед, содрав с себя последние повязки и оставшись в коротком белом хитоне, открывавшем его длинные стройные ноги. — Выглядишь теперь как настоящая женщина. Совершенно не так, как прежде. Но в душе ты осталась нетерпеливой девчонкой.
— А ты весьма дерзок, — отозвалась она, и ей не понравилось высокомерие, прозвучавшее в ее собственном голосе. Ей по душе было его фамильярное обращение, но она осознала, что совсем отвыкла от подобных вещей.
— Прошу прощения, — проговорил он, поклонившись ей. — Извини меня, пожалуйста. Я воспользовался тем, что во времена твоего детства мне была дарована привилегия вольно обращаться с тобою. Можем мы поговорить наедине?
Клеопатра отослала стражников. Она не села рядом с Архимедом на диван, но опустилась в жесткое широкое кресло напротив него и сложила руки на коленях.
