Книга Душегубы, страница 41. Автор книги Леонид Влодавец
Cтраница 41
шофер-дальнобойщик с
профессионально проломленным ударом монтировки черепом, сброшенный на рельсы
с автомобильного путепровода, а также раздетое догола "лицо неустановленной
кавказской национальности с отрезанной головой" (так было зафиксировано в
протоколе).
Пошли раскрутки и в другом направлении. В частности, от сцепщиков и
машиниста маневрового узнали, что прицепить к товарному поезду бесхозный
порожняк их уговорил какой-то незнакомый дядя крупных размеров, в кожаной
куртке а-ля "американский бомбардировщик", представившийся коммерческим
директором какой-то фирмы, названия которой они, конечно, спрашивать не
стали. Заработать по сто "зеленых" в условиях хронического денежного
дефицита никто не отказался. Сначала все клялись и божились, что вагон был
пустой, но потом один раскололся и сказал, что ручаться за это не может,
потому что вагон увозили закрытым и внутрь не заглядывали. Этот же сцепщик
обмолвился, что на дебаркадере были какие-то четверо, одного из которых
"коммерческий директор" назвал Женей. Потом, хотя и очень нехотя, вспомнил,
как "директор" справлялся у Жени, сколько загрузили в вагон, и то, что
прозвучало число "сорок восемь". Чего именно, то есть ящиков, бочек, коробок
или каких-то иных тар, сцепщик не знал, но мог точно сказать, что речь явно
шла не о тоннах, потому что маневровый легко стронул вагон с места. Очень
важным оказалось еще одно обстоятельство. Сцепщик хотя и не рассмотрел тех,
кто был у пакгауза, но запомнил, как "директор" приказал им по-быстрому
уходить по домам. Из этого сделали вывод, что грузили вагон какие-то местные
жители. В пятитысячном заводском поселке даже по самым хилым описаниям,
полученным от железнодорожников, удалось очень быстро вычислить Женю -
Евгениев на весь поселок было человек пятнадцать. Гражданин Брагин Евгений
Алексеевич, к несчастью для себя, оказался фигурой заметной и ранее судимой,
а кроме того - временно не работающей. Подвело его и то, что он второй день
находился в запое, видимо, употребляя на пользу "гонорар", полученный от
"директора". Будучи в веселом расположении духа и полагая, что никакого
криминала в своей индивидуально-трудовой деятельности он не допустил, Брагин
поведал следствию, что "коммерческий директор", которого он так же хорошо
знал, как и сцепщики, пообещал им за погрузку сорока восьми коробок по
двести тысяч на рыло, а также дал ключ от пакгауза, где "это" лежало. О том,
как "это" попало в пакгауз и что "это" такое было, поддавший Брагин не знал
и не интересовался.
Когда его спросили, не опасается ли он, что "это" могло принадлежать
вовсе не "директору", а потому потянуть на статью 144 УК, Брагин только
хмыкнул и предложил поискать того лоха, который загрузил "это" в пакгауз,
никому не принадлежащий, никем не охраняемый, да еще и отдал ключ
"директору".
На третьи сутки проведения всяческих следственных действий и прочих
оперативно-разыскных мероприятий должны были быть получены данные о том,
кому же все-таки принадлежит пустопорожний пакгауз и, возможно, кто именно
тот "лох", который положил туда сорок восемь коробок, уехавших вместе с
Ваней и Валеркой в неизвестном направлении. Кроме того, на конец-то
обнаружилось, что в 500 километрах от исходного пункта, на товарной станции
областного центра, некий порожний вагон отцепили и перегнали в заброшенный
песчаный карьер. Но машинист, перегонявший вагон, ничего объяснить следствию
не мог. То ли от большой тоски, то ли по роковой случайности он выпил в
нерабочее время два стакана метилового спирта и отдал Богу душу ровно за
сутки до того, как до него добралась транспортная прокуратура. Жена его по
поводу обстоятельств пьянки ничего пояснить не могла, потому что еще до
возвращения мужа с работы "раздавила бутылочку" на двоих с соседкой и крепко
спала, а откуда взялась вторая бутылка, с метанолом, понятия не имела. Сын
машиниста жил отдельно, родителей навещал редко и ничего толкового сообщить
не мог.
Но вот тут-то и разыскал Антона Борисовича молодой человек приятной
наружности, который передал ему привет от его старого знакомого Эдуарда
Сергеевича, а затем, с глазу на глаз, попросил не пренебречь приглашением в
гости, скромно сообщив, что у господина Тихонова есть кое-какая
обнадеживающая информация относительно судьбы Соловьева-младшего.
Антон Борисович был человеком понятливым и не стал уведомлять
следственные органы об этом сообщении. Уже к вечеру Соловьев в сопровождении
нескольких особо доверенных лиц и в том числе опального прапорщика Середенко
- полковник на радостях, что папа его беглого воина покидает территорию
части, выписал Грише командировку аж на 14 суток, - прибыл на скромную дачу
Эдуарда Сергеевича, располагавшуюся на территории того самого закрытого и
хорошо охраняемого поселка, где проживало все самое крупное областное и
городское начальство.
Хозяин принял своего дорогого гостя с надлежащим радушием, пригласил с
дороги в баньку. Напарившись вдоволь, перешли в предбанник, где был накрыт
стол, и отослали всех холуев. Именно так всегда начинались серьезные
разговоры.
- Ну, Антоша, - сказал Тихонов, поднимая рюмочку, наполненную
"кристалловской" водкой, - со свиданьицем.
Соловьев молча кивнул, чокаясь. По этикету здесь настырничать не
полагалось, но нетерпение по поводу долгожданной информации Антону
Борисовичу было ой как трудно скрыть.
- Не мучайся, не мучайся, Тоша, - подбодрил Эдуард Сергеевич, - хорошие у
меня вести. Расслабься, покушай, выпей, не сиди как просватанный. Мы ж
друзья, верно?
- Друзья, - согласился москвич, прожевывая ломтик семги, - но ты бы,
Эдик, уж не томил долго. А то что-то у меня сомнения насчет твоих хороших
вестей...
- Разве я не понимаю? Сын, наследник, родная кровь... Как же ты его в
армию-то отдал, не понимаю? Поскупился, что ли?
- Долго объяснять. Воспитывал-то вроде нормально, а у него романтика
взыграла. Когда сказал, что запру дома, он, дуралей, вены себе резанул... Не
сильно, правда, но напугал. Ну я и подумал: хрен с ним, пусть поглядит, что
такое армия. Кто ж его знал, что он оттуда в Чечню побежит?
- Интересно, ей-Богу! - усмехнулся Тихонов. - И за кого ж он там воевать
собрался, за наших или за ихних?
- Вроде за наших... Хотел я его забрать, а он, сопляк, удрал. Гришка,
сукин сын, проспал. Говори уж, Сергеич!
- Сразу, чтоб сердце не болело, скажу: живой он и здоровый. Сытый, спит в
тепле, в хорошем месте живет, свежим воздухом дышит.
- Сколько? - спросил Соловьев.
- Третий день пойдет... - не понял Эдуард Сергеевич.
- Я спрашиваю, сколько с меня возьмешь, чтоб вернуть?
- Ну, Тоша, ты что, обидеть хочешь, что ли? Какие деньги в таких делах?
Если б он у меня был, я б тебе его прямо в Москву привез, за свой счет.
Копейки бы не попросил.
- Значит, он не у тебя? А где же, черт побери?
- Будем так говорить - у серьезных людей.
- Та-ак... - глубоко вздохнул Антон Борисович. - Порадовал, называется.
Значит, цену не ты назначаешь. Назови хоть, сколько попросят примерно...
- Вот все-то ты торопишься, Антоша. Прямо как молодой. Я тебе говорю: не
напрягайся, не трави душу. Давай по второй? Между первой и
