У Ирода имелись свои трудности в отношениях с Малхом, однако Клеопатра полагала, что это не помешает им обоим объединиться против нее. Самый простой путь бегства — на восток — ныне стал неприемлемым.
Она не могла предать мужа. Идею бегства к царю Мидии Клеопатра отвергла. Она последовала бы этому плану, если бы Антоний не поклялся сражаться и одержать победу над тем, кто нанес ему поражение. Но Антоний дал такую клятву.
Если Антоний преуспеет в Паретонии, то вернется назад с вновь перешедшими к нему людьми, и они прогонят Октавиана. Или, быть может, тот сам испугается и откажется от нападения на Египет. Если Ирод прослышит о том, что Антоний вновь собрал силы, то останется верен ему. Ирод намерен в конечном итоге оказаться на стороне победителя. Именно это — цель его игры, и если ради этой цели ему придется отказаться от своего желания уничтожить Клеопатру, то царь иудейский от него откажется.
Довольно размышлений! Она должна заниматься насущными делами, как если бы ничто не грозило ее стране и ей самой. Царица обязана нести груз будущих испытаний молча.
Клеопатра попросила Ираса набелить ей лицо — не для того, чтобы стать краше, как бывало некогда, а для того, чтобы скрыть любое проявление чувств. Гладкая бледность, которая благодаря стараниям евнуха ляжет на ее щеки, — это маска, под которой царица может спрятать свой страх.
Сейчас у Клеопатры не было советника, которому она могла бы полностью довериться. Даже ее супруг не отвечал этой роли. Клеопатра поочередно то защищала его, то защищала себя от него и того, что он может сделать, если снова впадет в прежнюю меланхолию. У нее не было твердой уверенности в том, что этого не случится.
Гефестион по-прежнему смотрел на нее с убийственной прямотой во взгляде и повторял:
— В делах государственных будь хладнокровна.
Он не был вполне уверен, что ей действительно не следует пойти навстречу требованиям Октавиана.
— Выжить — это все, что нужно, государыня, — твердил он ей. — Только живой в состоянии выторговать будущее.
Евнух не понимал, что преданность, которую он питает к царице, — то же самое чувство, которое она испытывает в отношении Антония. Пока Антоний предан ей, их делу и детям, Клеопатра будет верна ему. Если бы Хармиона и Гефестион сумели настоять на своем, то Клеопатра, деля ложе с Антонием, однажды вонзила бы ему в сердце кинжал. Она знала, что Хармиона с трудом сопротивляется искушению подсыпать в пищу Антонию яду.
Конечно же, сдаваться нельзя. На следующее утро Клеопатра взяла детей с собой, провела их по палатам, где вершились государственные дела, и объяснила, что когда-нибудь они будут править этим великим царством и потому должны знать о нем все до тонкостей. Она не рассказала им о последнем из планов, сложившихся в ее голове, — о плане того, как отныне и навсегда сохранить трон для этих четверых детей, таких любознательных и смышленых. Она знала, что нельзя открывать свои намерения ни им, ни кому-либо еще, даже Антонию, потому что он наверняка попытается остановить ее.
Цезарион прислушивался к каждому слову, которое мать говорила своим министрам, и велел своему писцу записывать все, что она скажет. Он заверил Клеопатру, что изучит науку правления, и, когда придет время — «в далеком-далеком будущем, матушка!» — он сумеет вести все дела государства так умело, как его научила она.
— Мама, мне куда больше нравится читать философские книги, чем изучать отчеты о том, где и сколько всего произведено, но если мне дадут время, то я приучу себя быть не менее усердным в делах, чем ты.
Клеопатра собрала вокруг себя всех четверых.
— За всем нужно внимательно следить, — сказала она им. — Чаще всего министры только к тому и стремятся, чтобы набить карманы золотом, похищенным из государственной казны, однако среди них можно найти и хороших людей. Мой отец, а ваш дед, да упокоят боги его душу в мире, приучил меня во всех сделках учитывать поправку на человеческую натуру. Вы меня понимаете?
Четыре головы склонились в знак согласия. Хорошие дети, послушные долгу. Клеопатра знала, что Цезарион охотнее вернулся бы к своим наукам и читал Лукреция, что двойняшкам куда больше нравится бороться во дворе, что малыш понятия не имеет о том, о чем толкует мать, но смотрит на нее с предельной серьезностью, желая показаться внимательным и умным.
— Когда вернется папа? — с грустью спросила Селена. — Я по нему скучаю.
Цезарион прикрикнул на нее:
— Наш отец в Кирене, он отвоевывает для тебя царство, чтобы ты могла этим царством править, когда станешь большая. Он — военачальник, и у него важное дело.
— Нет ничего плохого в том, чтобы скучать по отцу, — мягко одернула его Клеопатра. — Например, я скучаю по своему отцу постоянно. Извинись перед сестрой за резкий тон.
Клеопатре не нравилось, когда ее дети злились друг на друга. Она ни на миг не забывала о кровавом раздоре между ней и ее сестрами и братьями. О том, как Береника пыталась ее отравить. Как Птолемей Старший отправил ее в изгнание. Как ей пришлось воевать с ним, чтобы получить царство обратно. Как ее младший брат сговорился с Арсиноей избавить Египет от Клеопатры, и она вынуждена была послать их обоих на смерть…
— Извини меня за то, что я сделал тебе замечание, — обратился Цезарион к сестре, взирая на нее отчужденно и высокомерно — эту манеру он тоже унаследовал от Цезаря. — Но мне не нравится слышать, как ты хнычешь, словно маленькая девочка. Ты — дочь Марка Антония и царицы Клеопатры. И должна вести себя соответственно.
Клеопатра видела, что этот разговор неприятно задел Александра. На его оливково-смуглом лице отразилось негодование, подхлестнутое пылкой любовью к сестре-близнецу. Отцовское мужество, отцовское умение покорять людей уже были явственно видны в нем. Александру еще не исполнилось и девяти лет, но он был отважен и откровенен до дерзости.
— Моя сестра еще действительно маленькая девочка, — ответил он Цезариону. — А я — мальчик, но тоже скучаю по отцу. — Он окинул Цезариона абсолютно невинным и открытым взглядом и спросил тоном, в котором не слышалось ни малейшего упрека: — А ты по своему разве не скучаешь?
Клеопатре подумалось, что Александр, быть может, куда больше подходит на роль правителя царства, нежели Цезарион. Старший сын Марка Антония уже был любимцем всех наставников и всерьез принимал обязательства, налагаемые на него данным ему именем Александра. Он станет высоким и красивым, как его отец. В близнецах почти ничего нет от Клеопатры — с виду они чистые римляне.
Клеопатра не была уверена в том, что Селена когда-либо станет красавицей. Девочка тоже копия Антония. Царица полагала, что выдающийся подбородок и высокие, широкие скулы не красят дочь, придавая ей чересчур мужеподобный вид. Да и рост у нее будет немалым. Селена всюду следует за братом-близнецом, внимательно слушает все, что он говорит, предоставляет ему выбирать игры, в которые они играют, и книги, которые они читают.
Клеопатра сомневалась, что хорошо знает собственную дочь. Девочка послушна, умна, ведет себя уважительно, но проникнуть в ее душу не удается. Клеопатре подумалось, что, быть может, Селена держит свои склонности в тайне до тех пор, пока не будет уверена в том, что может бросить вызов такой сильной и яркой личности, как Александр. Девочка обожает его и ведет себя так, как будто она его младшая сестра, а вовсе не двойняшка. «Ну что ж, — вздохнула про себя царица, — вовсе нет нужды в том, чтобы все четверо желали быть главными во всем».
