Колгрим не отрывал от нее глаз и улыбался.
— Ты любишь меня, Ниура? — спросил он.
Его палец ласкал ее между бедер.
— Да! — ответила она без колебаний. — Ты — весь мой мир, мой господин. Я ждала тебя шестнадцать лет. Я горжусь тем, что была избрана для тебя.
Его палец нашел ее бутон, твердый и припухший от недавних любовных игр. Он начал дразнить его, потирая, сжимая между пальцев, пока Ниура не стала извиваться. Когда же она начала стонать, Колгрим ввел в нее два пальца. Ниура выгнула спину, в порыве возбуждения пытаясь достичь удовлетворения своей страсти, но он не позволил ей сделать этого. Он смотрел, как она отчаянно старалась достигнуть финала, двигаясь на его руке, но его целью было разжечь ее желание, превратив в безумный, неутолимый пыл.
— Прошу, доставь мне наслаждение! — умоляла она.
— Ты сказала, что выносишь моего сына, Ниура, — ответил Колгрим. — Ты ведь осознаешь, радость моя, что созидание есть боль?
— Я сделаю все, что ты пожелаешь, мой господин, только доставь мне наслаждение, — пообещала ему Ниура. — Прошу тебя! Я сгораю от желания.
Он вынул пальцы из ее лона и стал гладить ее волосы.
— Вот так, моя радость, очень скоро ты получишь свою награду, но сейчас я хочу сделать то, что делали твои кузины. — Он тотчас оказался у нее между ног, и его длинный раздвоенный язык стал ласкать ее сладострастный бутон.
— О, милорд! — почти рыдая, вскрикнула Ниура, так как пламя ее желания вспыхнуло еще сильнее.
Его язык скользил глубоко в ее шелковистом лоне, лаская его стенки и готовя к проникновению его стержня. Ниура не имела ни малейшего представления о том, что ее ожидает. Несмотря на то что в нем самом разгоралось неутолимое желание, Колгрим должен был убедиться, что ее тело полностью готово принять его семя. Она уже истекала соками и стонала от непреодолимого вожделения. Он ощутил, как крошечные острые наросты начинают покрывать его корень. Это случалось только тогда, когда ему предстояло зачать сына.
— Скажи, что ты любишь и жаждешь меня, Ниура. Скажи еще раз, что ты будешь счастлива носить моего сына, — горячий шепот коснулся ее изящного ушка.
— О мой господин, как ты можешь сомневаться в моей любви? Да, я люблю тебя! Люблю! И так отчаянно хочу тебя, что умру, если ты не овладеешь мной немедля! Хочу ощутить в себе твое семя! Умоляю, подари мне сына, Колгрим, муж мой! Хочу, чтобы ты зачал мне его прямо сейчас!
Повелитель Сумерек больше ни секунды не колебался, сильным резким движением он вошел в нее. Внезапное изумление в ее серо-зеленых глазах, ее крик от боли распалили его еще больше. Все сокрытые до сего момента наросты на его члене прорвались наружу, их острые концы причиняли боль, двигаясь в ее влажном, пульсирующем лоне. Ниура впилась ногтями в его плечи, до крови царапала его спину. Колгрим прильнул к ее губам в пылком жадном поцелуе, его раздвоенный язык, проникнув в ее рот, обвил ее язык и с силой сжал его.
Колгрим на мгновение перестал двигаться, и по его безмолвному приказу с потолка упали серебряные цепи с наручниками. Колгрим быстро, но аккуратно, оставаясь внутри Ниуры, сковал ими ее лодыжки. Как только она была закреплена, цепи сами собой вновь поднялись.
— А теперь, моя радость, — прошептал он ей, — мы начнем сначала.
— Но ты не предупреждал, что будет больно, — всхлипывала Ниура.
— О нет, я предупреждал тебя. Я говорил, что созидание есть боль. И сейчас ты испытаешь такую боль, какой не можешь себе даже представить. И ты будешь неистово кричать, так как только твои крики на грани жизни и смерти заставят мое семя вырваться и дать жизнь моему сыну.
— Нашему сыну! — поправила Ниура, и тотчас ее крик заполнил покои, так как он стал вонзать в нее свой корень, все глубже, все сильнее.
Сначала ей казалось, что она умрет раньше, чем все это закончится, но затем Ниура неожиданно осознала, что и ее собственное возбуждение становится лишь жарче благодаря этой невыносимой боли. Она едва дышала, хватая ртом воздух, и вдруг впилась в его плечо зубами, изо всех сил кусая.
Колгрим взвыл, ощутив, как новая волна нестерпимого вожделения поднялась в нем. Когда она отпустила плечо, он чуть отклонился назад и, не жалея сил, несколько раз шлепнул ее по ягодицам. Она неистово зашипела на него, а он, смеясь, все безумнее вталкивал стержень, заставляя ее кричать, хотя теперь эти крики были скорее от ярости. Но ему было нужно, чтобы боль ее нарастала. Он закрыл глаза и почувствовал, как член его становится еще больше и как все больше на нем становится шипов. В стонах и криках Ниуры снова послышалось ощущение боли.
За пределами их покоев вдруг разразилась буря. Вспышки молний ослепляли, а раскаты грома были громче, чем когда-либо на его веку. Он поймал ее руки и сковал их у нее над головой. Он взглянул на нее — она закрыла глаза, стараясь преодолеть эту дикую боль созидания.
— Открой глаза и смотри на меня, Ниура! — зарычал он.
— Я не могу! — рыдала она.
Боль была ужасна.
— Открой глаза! Если ты подведешь меня этой ночью, я убью тебя, радость моя! Смотри мне в глаза! — приказал он. — Если будешь послушной девочкой, я и тебе доставлю удовольствие, Ниура. Немедленно открой глаза!
Их глаза встретились, и она вскрикнула, внезапно ощутив, как наслаждение охватило ее горячей волной.
— Я люблю тебя! — воскликнула Ниура. — Люблю тебя!
И тут она поняла, что он уже не видит и не слышит ее. Он был целиком сосредоточен на создании ребенка. Боль вернулась с утроенной силой, и снова раздался ее голос. С каждым ее криком он вонзался все сильнее и глубже, все глубже и сильнее. Снова обрушивался на нее ударами, еще, еще и еще. Затем вдруг соки его наполнили ее, горячие, могущественные, они ворвались в нее, чтобы обрести свое место в ее утробе, и раздался ее последний страдальческий крик. Затем наручники сами собой расстегнулись, освобождая ее лодыжки, и исчезли вместе с цепями. Ноги Ниуры упали на постель. Никогда еще в своей жизни она не была так утомлена и истерзана.
Похотники тут же поспешили выполнить свои обязанности, обычные для таких случаев.
Как только они закончили, Колгрим встал с постели.
— Что ж, все прошло хорошо, радость моя, и нам удалось зачать сына. Так что теперь мы не сможем быть вместе до Церемонии Завершения.
— Неужели я вовсе не увижу тебя все это время? — спросила Ниура дрожащим голосом. — Я люблю тебя.
— Я знаю, радость моя, — сказал он уже более мягко. — Мы сможем вместе делить трапезу и беседовать, когда у меня будет время. Но предаваться чувственным утехам мы не сможем, пока не родится мой сын. Ничто не должно угрожать ребенку.
— А мои кузины? — спросила Ниура, указывая на замершие фигуры Дивши и Йамки. — Теперь ты вернешь их домой?
— Не сразу, — ответил он с тенью лукавой улыбки на лице. — Ваши брачные узы объединяют нас. Теперь я связан одной кровью с Кадарном и Палбеном. Прежде чем твои кузины вернутся домой, каждой из них я подарю свою дочь. Мое семя будет покоиться в их утробе до тех пор, пока они не родят сыновей своим мужьям. Спустя год мое семя оживет и расцветет в них, и они родят моих дочерей, которые однажды выйдут замуж за своих кузенов. Таким образом, одна из них станет доминой Теры, а вторая — первой леди Хетара.
