— Значит, сегодня в номер вы к Тепловой не заходили?
— Нет. Ни сегодня, ни в любой другой день.
— Ну что ж, — сказал Павел и взялся за трубку.
Через минуту на пороге кабинета нарисовались двое: капитан Теличкин, на ходу натягивавший латексные перчатки, и лейтенант Петраков с камерой в руках.
— Вызывали? — спросил Петраков, ухмыляясь.
— Да. — Павел повернулся к актеру: — Встаньте с места, пожалуйста.
— Это еще зачем? — недружелюбно спросил Вася.
— Нам придется вас обыскать. Извините, служба.
— А камера для чего?
— Чтобы вы потом не вздумали нас обвинять, что мы вам что-то подбросили. Леня, запись… Тимофей Петрович, начинайте.
И капитан принялся за дело.
— Это что? — спросил он, вытаскивая из правого кармана джинсов подозреваемого пластиковую карточку.
— Ключ от моего номера.
— На камеру, Тимофей Петрович, на камеру, — вмешался следователь. — Покажи надпись: номер четыреста пять. Отлично…
Из другого кармана были извлечены портмоне и связка ключей с брелоком.
— Это ключи от машины, — сухо сказал Вася.
— Мы видим, видим, — спокойно отозвался следователь. — Продолжайте, Тимофей Петрович.
— Кажется, все. Нет, постой… В заднем кармане еще что-то.
— Нет там ничего, — фыркнул Вася. — Не выдумывайте. В задних карманах я ничего не ношу.
— Как же нет, когда есть? — отечески заботливо возразил капитан и извлек на свет божий еще одну пластиковую карточку.
— Номер триста три, тот самый, в котором произошло убийство, — бесстрастно зафиксировал следователь. — На камеру, Тимофей Петрович, пожалуйста.
Вася остолбенел.
— Но я… Я…
— Больше в карманах ничего нет, — доложил Теличкин, блестя глазами. — Обыск окончен.
— Леня, выключай камеру, — распорядился следователь. — Садитесь, Василий Иванович… Упакуй карточку от номера Тепловой как вещдок, — добавил он, обращаясь к Теличкину, — и отнеси ее эксперту. Остальные вещи…
— Я ничего не понимаю! — отчаянно закричал Пася. — Я не был у нее в номере! Откуда взялась эта чертова карточка?
— А вы подумайте, подумайте, — спокойно ответил Павел. — Остальные вещи можете забирать, они нам не нужны. Вот карточка от номера убитой — совсем другое дело.
— Я ее не убивал!
— Вас никто не обвиняет.
— Я ее не убивал!!! Не убивал, клянусь вам!
— Послушайте…
— Я ее не убивал! Господи боже мой… — Он рухнул на стул и обхватил руками голову.
Опера молча переглянулись.
И тут дверь с грохотом отворилась.
Именно с грохотом, потому что створка отлетела и врезалась в стену, словно там, за порогом, стоял кто-то огромный и яростный, кто пришел, чтобы крушить все на своем пути. Но это оказалась всего лишь раскрасневшаяся девушка с множеством смешных русых косичек и с совершенно безумными глазами.
— Сволочи! — взвизгнула она. — Какое вы право имеете издеваться над человеком? Он никого не убивал! Никого, слышите? И вообще никакого убийства не было!
Петраков открыл рот.
— Кто-то двинулся, по ходу, — вздохнул Теличкин, который был куда опытнее своего молодого коллеги. — Паша, куда ее — сразу в дурку или к нам в обезьянник, пусть там оклемается?
— Это розыгрыш! — отчаянно закричала Надя. — Да вы что, в самом деле? Они разыграли вас! Они все это придумали! Не было никакого убийства! Это розыгрыш, понимаете? Актерская шутка!
— Хорош розыгрыш — труп с ножевым ранением! — фыркнул лейтенант.
— Да не было никакого ранения! Нож бутафорский, и кровь бутафорская, и… Зина, иди сюда! Зина! Повтори им то, что ты сказала мне в баре!
За дверью были видны бледные, ошеломленные лица членов съемочной группы. Нехотя вперед выступила Зина, и черты ее казались сейчас еще крупнее, чем обычно. Только рот растянулся в тоненькую, узенькую полоску.
— Надя права, — сказала она совершенно бесцветным голосом. — Мне все это надоело, тем более что следователь и так уже все знает. — Она повернулась к коллегам. — Да, мы разыграли вас… Простите, ребята. Никакого убийства не было и в помине.
Антон Голубец считал себя видавшим виды человеком, которого уже ничто не может сбить с толку, но сейчас он почувствовал, что совершенно растерялся. Вот, значит, что не давало ему покоя — как режиссер, он интуитивно ощутил, что попал в чужой, дурно сработанный спектакль… Володя стоял, вытаращив глаза, но мало-помалу в нем начала закипать ярость.
— Ну спасибо! — преувеличенно громко сказала Лариса. Она засмеялась и тряхнула рыжими волосами. — Обломала такой кайф!
— Да, — ухмыльнулся оператор, — как-то это не по-дружески, Зинка! Ты же обещала, что будешь молчать!
— Вы что, все знали? — пробормотала Марина, не веря своим ушам. — Вы все знали — и издевались над нами!
— Ой, ну прямо издевались! — фыркнул Николай. — Подумаешь, решили маленько пошутить… в духе той хрени, которую снимаем! — Он изобразил вдохновенное лицо и трагическим голосом объявил: — Таинственное убийство в «Мечте»…
— И все поверили! — хохотала Лариса. — Все вы поверили, все купились! Ой, если бы вы видели, какие у вас были лица!
— И никто даже не заподозрил подвоха, — вкрадчиво заметил Глазов. — Никто! Ни один человек!
— Он догадался, — упрямо повторила Зинаида, показывая на Павла, который сидел, такой же хладнокровный и собранный, как всегда, и внимательно наблюдал за происходящим, переводя взгляд с одного лица на другое. — Он понял! Потому что в реальности нельзя загримировать живого человека так, чтобы тот в точности походил на труп…
— Но тебе ведь это удалось! — настаивала Лариса. — И нож в груди, и лужа крови… и накладки телесного цвета там, где должен быть пульс, чтобы он не прощупывался…
Она переглянулась с Николаем, и оба, не удержавшись, снова залились хохотом.
— Нет, ну признайте, что шутка вышла отличная! — заметил оператор, улыбаясь во весь рот. — Розыгрыш получился что надо!
Тут Володя наконец обрел дар речи.
— Розыгрыш? — заревел он. — Шутка? Мать твою! Убивать надо за такие шутки! Уроды! Я думал, у нас форс-мажор, большую часть материала придется переснимать… Что мне генеральный по телефону наговорил из Москвы! Я думал, меня прямо на месте инфаркт хватит… А Слава? Вы о Славе подумали, дебилы? Ведь ему уже наверняка сказали, что Наташку зарезали… Он от такой новости запросто коньки отбросить может! Вы же знаете, как он относится к делу…
Спиридонов смущенно кашлянул.
— Володя, хватит… В среду возобновляем съемки, все будет как надо! Что ты попусту пылишь, в самом деле…
