— И охота тебе было шляться под дождем, натуру искать? — мрачно спросил сидевший с другой стороны Спиридонов.
— А ты не в курсе, что зонтик уже изобрели? — насмешливо прищурился Антон. — Напугал ежа голым профилем…
— Ловко у тебя получилось, с алиби-то, — подлил масла в огонь неугомонный оператор. — И озеро очень кстати подвернулось, да и водитель — свидетель что надо. Но я бы на месте следователя очень заинтересовался твоим желанием уехать именно тогда, когда Наташку должны были зарезать. Работящий ты наш!
— Я ее не резал, — огрызнулся режиссер. — И понятия не имею, кто это сделал. А насчет работы ты прав. Я люблю свое дело и не стыжусь этого.
— Ты бы фамилию сменил, — проворчал Геннадий. — С такой фамилией «Оскара» не отхватишь и в Каннах Гран-при не дадут.
— С какой стати я должен стыдиться моей фамилии? — Антон, судя по выражению его лица, завелся не на шутку. — Мой дед, между прочим, до Берлина дошел и на рейхстаге расписался. Даже фотография у меня дома имеется, где видна его подпись. Чего мне стыдиться-то? Не менял фамилию и менять не собираюсь. Кому надо, пусть отрекаются от своих предков, скатертью дорога! Только вот как ни зови себя Голицыным, если на роже у тебя написано, что ты Жопкевич, так Жопкевичем и останешься.
Володя, не выдержав, расхохотался. Смех получился немного нервным, но в нем все же слышалось некоторое облегчение.
— Истину глаголешь, брателло, — вздохнул Спиридонов.
— А че ты к моему алиби прицепился? Я что, один такой, которого не могут подозревать? Вон, Володька вообще все благополучно продрых.
— А это считается за алиби? — Володя снова заерзал на стуле. — Я же один был, подтвердить некому.
— Но ты спал?
— Ну, спал. Но что мешает следователю сказать, что я соврал, а на самом деле выждал момент, пришел и убил Наташку?
— В следующий раз нечего спать одному, — назидательно заметил оператор.
— Спасибо за совет, учту!
— У тебя что, были причины ее убивать? — пожал плечами Антон. — Не валяй дурака. У тебя не то что мотива, а даже тени мотива не было.
— А у кого-то этот мотив был, — сквозь зубы заметил Володя. — И я вот твержу себе, что всех членов киногруппы знаю как облупленных и все такое, но мне все равно не по себе.
К ним подошел Андрей Глазов. В ладони он держал сотовый телефон.
— Ну как беседа дубль два со следаком? — спросил Геннадий. — Поговорили?
— Еще как, — кивнул актер.
— И?
— Выжал он меня, как губку, — хмуро ответил Андрей. — Досуха. Дружеский совет: будешь с ним общаться, взвешивай каждое слово… — Он поглядел на телефон, поморщился и сунул его в карман. — Черт, батарейка окончательно сдохла, а зарядка в номере.
— А почему тебя не пускают в номер? Если ты уже все сказал…
— Там сейчас обыск идет. Никого наверх не пускают.
— Обыск? — Володя позеленел.
— Угу. Ищут нож, которым ее… И не только в номерах, но и на всей территории гостиницы… И поблизости.
— А почему никого на допрос не вызывают, ну, к следователю? Тебя ведь уже допросили.
— Он горничную вызвал, которая тело нашла. Допрашивает ее сейчас по новой. — Глазов помедлил. — Слушайте, а что вы знаете о сценаристке?
— О Марине? — удивился оператор. — Сценаристка как сценаристка. А что?
— Не знаю, — неопределенно протянул актер. — Он как-то странно о ней говорил. Все спрашивал, что я о ней думаю… По-моему, неспроста.
Антон и Володя обменялись озадаченными взглядами.
— Мне говорили, она сегодня за завтраком поругалась с Наташкой, — напомнил Володя.
— Они постоянно ругались, — отозвался Антон. — Ну и что? Это абсолютно ничего не значит.
— А ты погляди на это дело с точки зрения следователя, — посоветовал Геннадий. — Они поругались, и Наташка умерла. Есть связь? Может быть, и нет, но стремно как-то.
Они оглянулись на Глазова, но актер, уже, очевидно, принявший для себя определенное решение, подошел к Марине, которая сидела между Диной и Надей. Дина, хмурясь, просматривала на дисплее фотоаппарата недавние снимки.
— Считаю своим долгом вас предупредить, — промолвил Глазов своим обычным, корректным и сдержанным, тоном. — Следователь вами заинтересовался.
Марина подняла голову, и актер, который пристально наблюдал за ней, не прочел на ее лице ничего, кроме вполне естественного в таких случаях удивления.
— Мной? Почему?
— Не знаю. У вас есть алиби на время убийства?
— Я была у себя в номере, — сухо сказала Марина. И зачем-то добавила: — Можете не волноваться, ее убила не я.
Она терпеть не могла, когда ее вынуждали оправдываться в чем бы то ни было, и фраза прозвучала излишне резко.
— Я не волнуюсь, я просто вас предупредил, — спокойно заметил Андрей и отошел в угол, где в широком кожаном кресле дремал Леонид Варлицкий.
— А Леонид Юрьевич-то спит, — не без удивления констатировала Надя. — Во дела! Мы все тут с ума сходим, а он уснул!
— Что ты хочешь, он старенький уже, — заметила Дина.
— Что-то горничная долго не выходит, — продолжала Надя. — Может, следователь ее того? Арестовать собирается? А что, первым делом ведь начинают подозревать человека, который нашел тело…
— Не обязательно, — буркнула Дина, не отрывая взгляд от дисплея. — Обычно под подозрение попадает человек, который врет и путается в показаниях, и у которого при этом есть мотив для убийства. Поэтому перво-наперво следак будет раскручивать наших шутников, потому что они изначально ввели его в заблуждение. Видели, с каким лицом Глазов вышел из кабинета?
— А откуда ты знаешь, кого будут подозревать? — с любопытством спросила Лариса, которая сидела неподалеку и слышала разговор девушек.
— Так у меня папаня тоже следователь. В девяностые годы им приходилось хреново, вещдоки иногда хранить было негде, потому что бардак полный. Я однажды из школы прихожу, открываю морозилку, а там голова в пакетике лежит.
— Какая еще голова?
— Человеческая. Папа ее на работе оставить не мог, ну и принес домой.
— Гадость какая! — пробормотала Лариса, передергивая плечами.
— Признавайся, что ты все это выдумала, — объявила Надя, упрямо выставив подбородок. — Чтобы только нас попугать!
— Да не выдумала я ничего, все так и было. У меня, главное, первая мысль была: это что, готовить будут? — Дина залилась смехом. — Супчик или жареные мозги?
— Да ну тебя! — Марина сделала страшные глаза. — Что тут смешного-то?
И три молодые женщины стали хохотать как сумасшедшие.
— Я бы испугалась, честное слово, — призналась Надя, отсмеявшись.
