— Это мое дело!
— И мое тоже! У нас с тобой дети, между прочим! Ты обещал, что женишься на мне!
— Ты же знаешь, что я не могу…
— А любовниц заводить можешь? Ноги о меня вытирать — можешь? Лучше бы я вообще тебя не встречала!
Тут он увидел повод уесть ее — и бросился в атаку.
— Да, да, давай теперь жалей! Когда все, что на тебе, куплено на мои деньги, и кольца, и тряпки, и…
Тут он запнулся, потому что Ира неожиданно всхлипнула, и ее лицо страдальчески исказилось.
— Вот за это я тебя и ненавижу! Гад! Мерзавец!
— Когда ты продалась мне с потрохами! — все же договорил он. — Как последняя шлюха!
Она перестала плакать, и в ее глазах появилось какое-то новое, незнакомое ему выражение.
— Значит, так, да? Ну и отлично.
Не колеблясь более, Ира стянула с пальца самое дорогое, самое тяжелое кольцо и швырнула ему в лицо.
— На! Забирай! Подавись! Урод!
— Ира, ты что? — забеспокоился он, потирая скулу, о которую ударилось брошенное ею кольцо. — Ира! Я так, сгоряча сказал…
— Определил! — бормотала она, стаскивая с пальцев кольца, которые он дарил ей когда то. — Высказался, да? Ну так я тоже скажу! На! Вот тебе! Вот тебе! Забирай! Все забирай! — Говоря, она швыряла в него кольца, ее рот судорожно кривился. — Подавись, жирная свинья! Боров!
— Ира! Прекрати, слышишь? — заорал он вне себя. — Хватит!
Но у нее уже было наготове самое болезненное, самое оскорбительное, самое жестокое, что только женщина может сказать мужчине, с которым она делила постель.
— Да ты не мужик вообще! — с ненавистью выкрикнула она. — Ничтожество!
Побелев, как мел, он занес руку со сжатым кулаком, но тут в мозгу молнией что-то мелькнуло. Саша, Денис, две белокурые головки… двое мальчиков… Он и так сейчас ходит по лезвию бритвы из-за своих делишек в прошлом, которыми ни с того ни с сего заинтересовалась прокуратура… Если с ним вдруг что случится, кто о них позаботится?
— Вот и отлично, — проскрежетал он, неимоверным усилием воли заставив себя опустить кулак. — Славно поговорили… да…
Он попытался улыбнуться, чтобы обратить все в шутку, но вместо улыбки вышла мучительная гримаса.
— Ты одно колечко снять забыла, — заметил он, указывая на ее руку.
Она взглянула на свои пальцы. Усмехнулась, увидев тоненький ободок с крошечным изумрудом. Этот скромный залог любви в это мгновение был Ире дороже всего на свете.
— Нет… Это вовсе не ты мне подарил. Это подарил человек, который любил меня по-настоящему.
И пока он пытался осмыслить эти слова, которые были, наверное, даже хуже обвинения в импотенции, она взяла со столика свою сумочку и шагнула к двери.
— Ира! Куда ты?
— Я от тебя ухожу, — бросила она, не оборачиваясь.
— Ира! Не смей!
В глазах у него замелькали кровавые круги. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он кинулся вперед, выбросил руку с кулаком…
Он еще успел увидеть, как Ира повернула голову. В ее глазах мелькнуло что-то вроде удивления… От удара ее отбросило к шкафу — старомодному шкафу советских времен, который долгие годы стоял в номере семьсот девять, чинно занимая свое место. Стоял, затаившись, и просто ждал своего часа, чтобы тоже поучаствовать в разыгравшейся трагедии.
— Я же сказал: я не дам тебе уйти, — проговорил Аркадий, чтобы оставить последнее слово за собой.
Ира не отвечала. Она неподвижно лежала на полу, возле ее руки валялась сумочка. Отдышавшись, банкир посмотрел на нее и тут только увидел струйку крови, которая змеилась вдоль виска молодой женщины и уже затекла на плечо.
— Ира!
Не веря, он подошел ближе. В глубине души он боялся новых оскорблений, новых обвинений в мужской несостоятельности… Но она не говорила ни слова. Ее глаза были полуоткрыты, и кровь начала течь еще сильнее.
— Ира… — пролепетал он, не веря. — Ира, очнись…
Он схватился за голову, заметался, принес из ванной полотенце и стал вытирать кровь… Но Ира повисла у него на руках, как сломанная кукла. Он перенес ее на постель. Рука молодой женщины свисала, как у мертвой.
— Ира…. Ира, не надо, прошу тебя! Ира, ну пожалуйста…
Она не отвечала, и ее глаза смотрели куда-то, мимо него, в непонятную даль.
— Ира! — закричал он, теряя самообладание. — Ира! Ира, прекрати, это не смешно! Ира!
Он затряс ее, не понимая, что делает, что ему теперь делать… но кровь хлынула уже волной… испачкала его рубашку, костюм, шею…
— Ира!
Он хватал ее за руки, пытаясь прощупать пульс, но тоненькая венка на узком запястье не билась. Ужас, паника и одиночество навалились на него, как надгробная плита.
— Ира… Ирочка… Ира…
Он вспомнил об охранниках, бросился к двери, споткнулся о розовый чемодан, растянулся на полу…
— Ира! Я сейчас… Сейчас!
Весь в крови, он выбежал из номера, кинулся к лифтам — в этом корпусе их было два, — но они прочно застряли на других этажах, словно глумясь над его несчастьем… Не раздумывая, он поспешил к лестнице и помчался вниз так быстро, словно был не 54-летним мужиком не самого спортивного сложения, а по меньшей мере профессиональным бегуном.
Вошедшая в образ блондинки Анжелика томно ворковала на ресепшн с бугаем, которого она, судя по всему, успела окончательно прибрать к рукам. Бугай номер два тосковал у груды чемоданов, мучительно завидуя своему товарищу.
— Видите ли, сначала нужно заполнить заявление на возврат денег… Это может сделать только постоялец, то есть в нашем случае — госпожа Алмазова. Затем…
Затем зазвонил телефон, и в холле показалась группа московских журналистов, прилетевшая спецрейсом из Москвы.
— Девушка! — начал один из журналистов привычно командным тоном.
Далее в двух фразах он хотел дать понять этой провинциалочке, что Дубки — глухомань, гостиница «Мечта» — ужас на отшибе, и вообще цивилизация здесь и не ночевала, но тут по лестнице скатился гражданин устрашающего вида. Его рубашка и руки были в крови, а на лице застыло совершенно безумное выражение.
— Девушка! — отчаянно закричал он. — Там… в семьсот девятом… несчастье… Она упала… Врача, прошу вас! Она не дышит…
Но девушка прикипела к месту, и в глазах ее метался и трепетал нечеловеческий ужас.
— Нужен врач! — кричал обезумевший гражданин. — «Скорая»… Она ударилась! Она… она… я только ее толкнул…
Кто-то из журналистов насмешливо присвистнул.
— Да у вас тут, по ходу, еще одно убийство! — язвительно заметил оператор.
Не скрываясь, он включил камеру и навел ее на гражданина. А что тут такого? Лишний сюжет никому не помешает…
