— Во-первых, попрошу тебя держать руки на виду, — ответил Паша, стараясь говорить как можно спокойнее. — А во-вторых, объяснить.
— А что тут объяснять? — Она пожала плечами. Лицо у нее было серое от усталости, волосы небрежно собраны в пучок, как и всегда, но в голосе то и дело прорезались какие-то новые, неведомые ему интонации. — Я хотела ее убить — я ее убила. Точка.
— Ты не хочешь мне объяснить, почему?
— У нас с тобой допрос или что? — поинтересовалась она, без всякого страха глядя ему в лицо.
— Пока — или что. Я просто пытаюсь понять.
— Зачем?
— Потому что я следователь. — Он все-таки не удержался и добавил не без оттенка обиды: — Я всегда считал тебя приличным человеком…
— Представь, я тоже, — без намека на иронию ответила она. — Тебе и в самом деле интересно, почему я решилась на убийство? Предупреждаю — история будет совершенно будничная. Ничего сенсационного.
— А конкретнее?
— Пожалуйста. Тебя, может быть, удивит, что мы с Натальей Тепловой родились и жили в одном городе. Она во всех интервью говорила, что родилась в Москве, но это брехня. На самом деле — привет городку Ратутин Тверской области.
— Ты так хорошо ее знала?
— Нет. Я с ней почти не пересекалась. Так, имелись общие знакомые, тем дело и ограничивалось. Правда, мы учились в одной школе. — И, не меняя тона, Евгения добавила: — А потом она убила человека.
— В каком смысле — убила?
— В самом прямом, Паша. Или тебя величать — господин следователь? Я в этих нюансах не очень разбираюсь. Поправь меня, если нужно.
— Что это было за убийство и почему оно так тебя задело? — настойчиво спросил Малышко, не обращая внимания на ее жалящую иронию.
— Почему… — сквозь зубы повторила Евгения.
Сунув руку в карман, она вытащила портмоне и продемонстрировала следователю фотографию молодого человека с темными глазами, с приятным неглупым лицом.
— Его звали Валентин. Я его очень любила. Он писал стихи, мечтал о… о разных вещах… Словом, он был не такой, как все. Совсем не такой, — добавила Евгения изменившимся голосом. — Я таких, как он, больше не встречала…
— И что случилось?
Шмыгнув носом, Евгения сложила портмоне и убрала его в карман.
— У него были друзья в той компании, с которой водилась Наташка… Друзья детства, чтоб им всем пропасть. На день рождения — двадцать лет — отец подарил ему мотоцикл. На его мотоцикле все катались… и она тоже. — Евгения тяжело, по-мужски, дернула нижней челюстью, словно пытаясь проглотить что-то, что никак не лезло в горло. — Однажды она села на его мотоцикл, а он устроился сзади. Она обещала, что довезет его до дачного поселка, где жила его бабушка. Потом…
Евгения замолчала.
— Извини, мне очень тяжело это вспоминать, — прибавила она изменившимся голосом. — Короче, до поселка она не доехала. На полпути ее подобрала попутка, и водитель привез ее обратно в город. На ноге у нее была ссадина, локоть весь в крови… А через два дня нашли Валентина — в канаве возле дороги, в критическом состоянии. Рядом валялся его разбитый мотоцикл. На месте происшествия нашли бантик от заколки, которая была на Наташке в тот день.
— Продолжай, — попросил Павел.
— Что тебе надо объяснять? — уже не сдерживаясь, закричала Евгения. В глазах ее стояли слезы. — Она рулила мотоциклом! Она всегда плохо на нем ездила, но ее обязательно тянуло делать именно то, к чему у нее не было никакого призвания! На ней был шлем… Валя сидел сзади! Она не справилась с управлением, но она как-то удачно упала, а основной удар пришелся на него… черепно-мозговая травма, ясно тебе? Врач сказал, если бы сразу вызвали «Скорую»… Его можно было спасти! Но только сразу же, понимаешь, а не через два дня! Он пролежал в коме пять дней и скончался…
Она зарыдала.
— А Наташка — просто тварь! Она ни о ком никогда не думала, кроме себя… И когда случилась авария, она тут же вспомнила, что управляла мотоциклом она… и что прав у нее вообще нет! Ей бы пришлось отвечать, именно ей! И она сбежала, понимаешь, сбежала, бросив его умирать… И хотя она разболтала знакомым, что произошло, и все знали, что она фактически убила, понимаешь, убила его… потому что он умер из-за того, что она соврала… не сказала об аварии… Никто не стал возиться, открывать дело… Несчастный случай, ну, подумаешь… каждый год сколько таких случаев…
— И ты решила тогда ее убить?
— Нет, — сказала Евгения, медленно качая головой. — Я, Паша, не убийца. Я вообще, знаешь, не удивлюсь, если однажды ученые откроют ген убийства… Кому-то дано лишать других жизни, они через трупы переступают играючи… вот как Наташка. Вскоре после аварии она собрала манатки и быстренько смоталась из города, типа учиться, то да се… Стала моделью, причем вполне успешной, ее родители о-го-го как стали нос задирать… А мне и родителям Вали только и оставалось, что могила на болоте, превращенном в кладбище, где он был похоронен… и весь его мир, все его мечты ушли вместе с ним, понимаешь, навсегда ушли, потому что она его убила. Просто убила — все равно как нож ему в сердце воткнула. Я тогда мечтала о мести, да… Но я понимала, как глупы мои мечты, потому что я не такая, я не могу бросить человека умирать, и уж тем более у меня не хватит духу убить кого-то.
Кот, покрутившись вокруг нее, снова вспрыгнул на подоконник, свернулся калачиком. Через минуту он уже блаженно посапывал, зажмурив глаза.
— Да… Я пыталась как-то забыться, говорила себе, что надо жить дальше… ради чего жить? Все люди, которые мне попадались, мизинца его не стоили. Друзья Валентина забыли, едва похоронив. В общем, я существовала по инерции. Поступила в медвуз, лишь бы уехать из города и не видеть болото, ставшее кладбищем. Потом встретила одного человека отсюда, из Дубков. Он болел, ему нужен был профессиональный уход. Со мной он протянул на два года дольше и квартиру по завещанию мне оставил. С родственниками его мне пришлось сцепиться за наследство… ну, это неинтересно… Места врачей, я имею в виду, хорошие места, тут уже все заняты, пришлось устроиться на «Скорую». Мне, знаешь, было все равно, хотя «Скорая» — это каторга… К тому же врач обязан носить с собой препараты, которые… в общем, наркоманы очень бы хотели до них добраться, так что я всегда носила с собой нож, чтобы в случае чего иметь оружие для самозащиты.
— Ты все еще мечтала о мести? — напрямик спросил Павел.
— Я? А какой смысл? Иногда я видела ее интервью, какие-то сюжеты по телевизору, где она говорила, какая она молодец и всего добилась сама. Мы, знаешь, существовали в разных мирах…
— А потом ваши миры пересеклись, потому что она приехала в Дубки сниматься в фильме.
— Да, — мрачно сказала Евгения. — Но я старалась об этом не думать, потому что чувствовала, что иначе сойду с ума. Понимаешь, Паша, я уговорила себя жить и все такое прочее, но я ничего ей не простила. Можно, знаешь, простить измену, предательство… но есть то, чего прощать нельзя в принципе. Она ведь не только его убила — она убила и меня… вот ты на меня смотришь, я существую, двигаюсь и прочее, но я ведь труп, Паша, ходячий труп. И родителей Вали она убила, они ненадолго пережили его смерть… отец все мучился, что сын погиб из-за мотоцикла, который он же ему и подарил…
