Беда заключалась в том, что он слишком трагично воспринимал собственное положение, стеснялся и не желал смиряться с мелким калибром своей теперешней профессии. Его душа ныла по настоящему делу, а приходилось заниматься постыдной мелочовкой.
Если бы он воспринимал действительность философски, как призывал адвокат Алик Дрючин, он бы понял, что ничего страшного не случилось, жизнь выкидывает и не такие коленца, что женщины охотно прощают… частных детективов, окутанных романтической дымкой тайны. А тем более художницы, у которых без меры развито воображение. Но Шибаев не умел принимать действительность философски – для этого он был слишком реалистичен, а потому испытывал сейчас ярость и беспомощность Самсона, расставшегося со своими кудрями.
Он поминутно набирал номер банкира, но тот словно умер.
Он подумал вдруг, что так и не увидел ее картин. Не увидел канатной плясуньи с красным зонтиком. И снова замедлил шаг, с трудом удерживая себя от рывка обратно, к ней, испытывая горькое сожаление, что может вообще никогда их не увидеть. Он не сумел бы выразить словами то, что чувствовал. Ему казалось, что картины – приоткрытая дверь в ее жизнь, она сама, ее суть в чистом виде. В творчестве притворяются реже, чем в жизни, или не притворяются вовсе, и, увидев их, он бы понял про нее что-то новое, что сблизило бы их…
Вот так примерно он чувствовал.
Ему не хотелось встречаться с Аликом. Адвоката, к счастью, на общей территории не оказалось. На экране компьютера белела его записка, и Шибаев, не читая, сорвал ее и сунул в карман. Пальцы нащупали другой листок. Ирина уже в прихожей протянула ему нацарапанные наспех на случайном клочке бумаги номера своих телефонов – мобильного и домашнего. Она не спросила его телефон, словно хотела сказать – твоя свобода при тебе, звать тебя я не буду, захочешь – придешь сам. А я буду ждать. Он смотрел на листок со знакомыми цифрами из ее записной книжки, той, с которой она когда-то сидела в «Белой сове», и тогда между ними все было предельно ясно, вернее, ничего еще не было.
Шибаев поработал с документами, которые давно следовало привести в порядок. Работа нудная, не первостатейной важности, но ему требовалось занять себя хоть чем-то, а еще выразить таким образом недовольство собой и складывающейся ситуацией. Вроде как наложить на себя епитимью.
Он позвонил ей около шести вечера, не выдержал. По мобильному она была недоступна, а домашний молчал. Он, не желая смириться, набирал номер снова и снова и слушал бесконечные длинные сигналы и бесстрастный голос автоответчика…
– И как она? – спросил полный нетерпения Алик Дрючин вечером, когда они сидели на кухне Шибаева. Ужин на сей раз готовил хозяин, его очередь настала. Он приготовил свое коронное блюдо – яичницу с помидорами, которому научился у Веры. Импровизируя, он добавлял туда еще и красный сладкий перец, и ветчину, и даже сыр, если случался под рукой. Получалось каждый раз по-новому и просто «охренительно». Алик называл это блюдо французским рагу из кошки, которое хорошо тем, что в него можно набросать всякие остатки пищи, накопившиеся в холодильнике.
Шибаев поставил горячую сковородку на кафельный квадратик подставки. Уселся на табурет. Алик уже разлил. Они взяли стаканы.
– За любовь! – провозгласил Дрючин. Они выпили. Шибаев разделил яичницу пополам, сбросил в тарелки. Алик смотрел на него взглядом, полным ожидания. Он изнывал от желания услышать подробности. – Ну и… что? – подтолкнул он Сашу. – Как она?
Шибаев молча ел, отвечать не спешил.
– Что случилось? На нее снова напали?
– Нет, – наконец выдавил из себя Шибаев. – Не напали. Мы встретились случайно, она меня узнала…
– Ты же шел к Павлику, – напомнил Алик.
– Павлика мне не дали. Вера позвонила и сказала, что у них другие планы.
– Стервида!
Шибаев пожал плечами: с его точки зрения, обсуждать характер бывшей супруги – пустое занятие.
– И что было потом?
– Мы пошли за реку на озера. Потом…
– Потом?
– Потом к ней домой, она пригласила посмотреть картины…
– Ну и как тебе ее картины?
– Картины? Картины посмотреть не получилось.
Алик хмыкнул. Вопрос «ты ее хоть трахнул?» крутился у него на языке, но странная задумчивость Шибаева мешала его задать. Хотя разве и так не ясно?
– А муж?
– Муж в Испании, там у них дом.
– Ого! И здесь дом, и в Испании!
– Она сказала, что он там не один.
– А с кем?
Шибаев взглянул выразительно.
– Неужели с бабой? – поразился Алик. – И она… Ирина знает?
– Ты же сам говорил, что он не прячется со своими…
– Да, но все-таки… все-таки. Жаловалась?
– Нет, наоборот, говорила, кто без греха, пусть бросит камень.
– Интересно. – Алик задумался. А может, так и надо? Не ревновать до посинения, не скандалить, не выяснять отношения, а жить и не мешать жить… партнеру. В этом есть своя философия, но для ее применения нужен определенный характер. И полное равнодушие к тому же партнеру. – Она что, не любит мужа? – спросил он.
– Говорит, не любит.
– Значит, деньги, – подвел итог Алик. – Презренный металл. – Он был разочарован, он воображал Ирину мученицей, а она оказалась приземленной реалисткой.
– И что ты теперь собираешься делать?
– Ловить Григорьева. Не могу достать его уже четвертый день.
– Да, ситуевина… – протянул Алик. – Ты уж постарайся выяснить с ним отношения, чем раньше, тем лучше. – Алику не терпелось вернуться к теме, которая безмерно его волновала. – Ну, и… как она?
Шибаев сосредоточенно жевал.
– Слушай, а может, у тебя это серьезно? – вдруг догадался Алик. – У тебя это что… действительно серьезно? Ты что, втрескался в эту Григорьеву? Ну, Ши-Бон! А как же…
– Да что ты, как пацан, – Шибаев с досадой отложил вилку. – При чем тут… втрескался!
– Но, если она была с тобой, значит, у нее никого нет? – вел дальше Алик. – Или… что?
– Не знаю. Не похоже, что есть.
– Ты ей рассказал, что знаешь Григорьева? Что он тебя нанял?
– А ты бы рассказал?
– Лучше бы тебе держаться подальше от них обоих, – заметил после недолгого молчания адвокат. – Если он собирается разводиться… Не надо бы тебе путаться с ней.
– Ты думаешь, я дурак? Не понимаю? – угрюмо спросил Шибаев. – Я все понимаю, не идиот.
– Первое, что надо сделать, развязаться с ним, – рассудительно сказал Алик.
– Я понимаю.
– И постарайся не встречаться с ней больше.
Шибаев промолчал, глядя в тарелку, и Алик понял, что его ценные советы адвоката по бракоразводным делам никому здесь не нужны и напрасно он сотрясает воздух. Ши-Бон упрям как бык, и если его потянуло к этой Ирине, то пиши пропало! Незаурядная женщина, подумал он ностальгически. Недаром Ши-Бон слетел с катушек. Он, Алик, сразу просек, что она личность. С одной серьгой!
