– Заткнись!
Она влепила ему пощечину. Шибаев изумился. Это была первая пощечина в его жизни, полученная от женщины. До сих пор руку на него пытались поднимать лишь мужчины и, как правило, быстро раскаивались в этом. Перед ним стояла незнакомая Ирина – яростная, ощетинившаяся, и эта Ирина умела за себя постоять. Шибаев, недолго думая, ответил тем же. Она отшатнулась, схватилась за щеку.
– Как ты смеешь? Подонок!
– Извини! – Он уже пожалел о том, что сделал. – Извини. Это для меня не только… спать, можешь мне поверить.
– У тебя есть кто-то? – вдруг спросила она.
Шибаев ответил не сразу, не привык еще к скачкам ее мысли.
– Никого у меня нет, – сказал наконец. – Ты будешь слушать дальше?
Она неохотно кивнула.
– Тогда иди сюда, – он уселся на диван, и она, помедлив, села рядом.
– Когда я познакомился с тобой, то решил отказаться от… работы, звонил Григорьеву, но телефон был отключен. Позавчера он наконец позвонил сам и попросил приехать в Ольшанку в девять вечера. Я приехал… сдать дела.
– Ты был там в девять вечера? – Она недоверчиво смотрела на него.
– Я приехал без десяти девять. Твой муж уже был мертв. И это оказался не тот человек, что приходил ко мне. Твоего мужа я никогда раньше не видел.
– Ничего не понимаю… – пробормотала она.
– Это не все. Перед смертью твой муж смотрел телевизор…
– При чем тут телевизор?
– Он смотрел фильм про нас, там мы с тобой в спальне.
– Неправда!
– Правда. Я унес с собой видеокамеру. Больше я ничего не успел, так как мне пришлось уйти.
– Где… она?
– У меня. Ты знала, что у вас в доме установлена видеокамера?
– Знала, но она не работала! Муж поставил ее когда-то… для прикола, хотел записать нас… – Она запнулась. – Включил раз или два всего.
– Значит, твой муж включил ее снова… Или кто-то другой.
– Я даже не знаю, как к ней подойти! – закричала Ирина, и ему показалось, что она сейчас снова расплачется.
– Значит, муж. Или… кто-то другой, – повторил он.
– Но зачем?..
– Не знаю, хотя нетрудно догадаться.
– Ты имеешь в виду, что я таскаю туда своих любовников и он хотел меня застукать? Да? Ты это имеешь в виду? – Она с шумом втянула в себя воздух. – Ты был первый! Понятно?
Шибаев кивнул, хотя поверил не вполне.
– Подожди, а полиция откуда? – вспомнила она.
– Оттуда же, откуда и приглашение в Ольшанку и включенная камера!
– Ты хочешь сказать, что кто-то вызвал тебя в Ольшанку, подсунул Толе кассету, убил его и позвонил в полицию?
– А перед этим нанял меня походить за неверной супругой.
– И если бы тебя застали там, – подхватила она, – то решили бы, что ты работал на него, спутался с его женой и убил его, когда он… наехал на тебя! И никто бы не поверил, что ты его и в глаза не видел, что был еще один Григорьев… Не верю! Слишком сложно!
– Надеюсь, ты не думаешь, что я убил твоего мужа?
Она пожала плечами и улыбнулась. Улыбка ее Шибаеву не понравилась.
– Не убивал я его, – сказал он, и ему показалось, что он оправдывается.
– А тех алкашей? – напомнила она, продолжая улыбаться. – Да если бы не я…
– Ты мне не веришь?
– Да мне плевать, убил ты его или нет! – вдруг закричала она. – Понимаешь? Мне все равно!
– Мне не все равно! – рявкнул он, отпихивая ее от себя. – Мне! И я докопаюсь до этой… этого лже-Григорьева! Если успею…
– Как он выглядел? – спросила она примирительно, уже не улыбаясь. Положила ладонь ему на грудь, успокаивая.
– Невысокий, накачанный, лет тридцати пяти. Светлые волосы, серые глаза. Перстень с черной печаткой на безымянном пальце правой руки. Разговаривает с тобой как с шестеркой. На банкира не похож, хотя всякие теперь банкиры… Никого не напоминает?
Ирина молча покачала головой. Шибаеву, настороженному, чуткому, недоверчивому, показалось вдруг… что-то мелькнуло в ее взгляде, дрогнули губы… Он смотрел выжидающе.
– Никого, – сказала она наконец.
– Как выглядит компаньон?
– Петя Воробьев? Это не он. Петя длинный и тощий.
– Кто еще работает в банке? Мужчины.
– Кроме Пети, еще четверо. Два охранника, менеджер по вкладам и заместитель. Охранники совсем мальчишки. Менеджер – маленький, чернявый, с язвой желудка. Заместителю под шестьдесят, и… перстня он не носит.
– Шутишь?
– Шучу. Теперь нас двое… подозреваемых.
Она рассмеялась, и снова что-то блеснуло в глазах. Она словно очнулась, и было невозможно поверить, что эта женщина безнадежно рыдала полчаса назад.
Они смотрели друг на друга испытующе, не вполне доверяя, следя за каждым движением, кружа, словно выбирая удобный момент, чтобы напасть, – не совсем противники, но и не друзья…
Ирина вдруг прижалась к Шибаеву, потянулась губами к его губам. Они целовались, намеренно причиняя друг другу боль, поспешно, грубо, словно борясь за первенство и стремясь взять верх. Чувство опасности, недоверие, недоговоренность подстегивали и придавали их близости терпкий горько-сладкий вкус…
Глава 16
Из жизни титулованных особ
Борис Басов не стал бароном, хотя его жена и была баронессой. Ее звали баронесса фон Онезорге, что в переводе значит «беззаботная». Райнхильд фон Онезорге, или Райнхильд Беззаботная. Или Ранька, как называл ее любящий супруг Боря Басов. Была она на шестнадцать лет его старше. Их история – это сказка о Золушке навыворот. Золушкой был Боря, а принцем – немецкая баронесса. Только сказкой в их жизни и не пахло. У Райнхильд был жесткий тевтонский характер, и своей империей, включавшей несколько магазинов антиквариата и ювелирных изделий, в том числе в Берлине и Риме, она правила твердой рукой. В недалеком будущем она собиралась двинуть войска на Париж с целью завоевать его и открыть еще один ювелирный магазин. Русский муж был помесью «love toy»
[9]
и мальчика на побегушках. По мнению родственников и знакомых, ему недоставало лоска и породы. Он был красив, но беспороден; Райнхильд же была мужеподобна, напоминала лошадь, но в ней чувствовались характер и порода, как и в предках на бесчисленных фамильных портретах на стенах тирольского замка, перемежавшихся ржавыми мечами и арбалетами. Она могла проследить свой род до девятого века. Чуть ли не тысяча лет сплошных баронов, рыцарей, укрепленных замков, осад, рыцарских поединков и войн даром не проходят. Райнхильд являлась воином в полном смысле этого слова. Мужа она снисходительно любила, но раз и навсегда определила ему место принца-консорта.
