Она осторожно обошла вокруг Белфур-Холл, изучая строение и окрестности дома, осматривая его бесчисленные двери и окна из укрытия в кустарниках, растущих в чудесном саду. Ей хорошо запомнился рисунок Грегора, а потому теперь было легко разобраться, что где находится. Останавливаясь в каждой новой точке, она произносила заклинание, помечая это место крестом, который рисовала палкой на земле.
— Bheir mi-gniomh dhan taigh seo
[4]
, — прошептала она, и отмеченные ею места обрели волшебную силу.
Стоит кому-то наступить на этот знак на земле, и в имении непременно случится какая-нибудь неприятность.
Каждый раз, когда обращалась к магии, она все больше изумлялась возрастающей силе своего дара. Отмеченные ею места излучали свечение и тепло, когда она произносила заклинания. Интуитивно она чувствовала, что одна из причин тому — ее связь с Грегором. Объединившие их мысли, цели и сладостные моменты чувственных удовольствий словно питали ее способности. Она замечала перемены с каждым новым днем.
Осознание этого придавало ей уверенности и даже пробуждало гордость за свою работу. Она действовала тщательно и полностью окутала паутиной магических чар окрестности дома. Очень скоро им непременно потребуются еще люди, чтобы следить за хозяйством, и в этот момент у их порога появится она, окончательно подготовленная Грегором к своей миссии.
Белфур-Холл был грандиозным строением, больше, чем какое-либо здание из тех, в которых ей приходилось бывать. Но стены его несли тяжелый груз горестной истории и наследие из душ замученных здесь людей. Ее отнюдь не привлекала перспектива остаться в этом унылом месте, и прежде всего поэтому необходимо было знать, что заставило Грегора затеять это предприятие.
Джесси хотела почувствовать то, что чувствовал он. Очевидно, для этого ему и требовалось увести ее за пределы леса. Скрепя сердце Грегор согласился на это. Как только они вышли из-под умиротворяющей тени зеленого полога листвы, он заметно помрачнел. Она почувствовала это, не обменявшись с ним и словом. В нем уже ощущалось беспокойство, когда она вернулась после своей прогулки вокруг замка, теперь же от шуток и хорошего настроения и вовсе не осталось и следа. Этого нужно было ожидать, так как она уже знала, что за пространными разговорами о делах и возмездии скрывались глубокие, сложные и противоречивые мотивы.
Перед ними простирались холмы, бархатные, блестящие сочной зеленью в лучах мягкого летнего солнца. Ни одна тропинка, ни случайный путник не нарушали мирного пейзажа, и Джесси сразу заметила, что такой сочной, зеленой травы она нигде еще прежде не видела. Эта изумрудная зелень манила ее, и ей безумно захотелось остановить лошадь, спешиться и упасть в эту траву и кататься по ней, вдыхая, впитывая силу и страсть природы. Она устояла перед этим порывом лишь потому, что знала, что Грегор его не одобрит, особенно сейчас, когда он был так хмур и раздражителен. Когда-нибудь еще непременно представится шанс.
То там, то здесь им встречались обозначенные валунами границы и группки пугливых овец. Грегор смотрел на несчастные создания так сурово, словно они были воплощением его врага.
Наконец, вдали показался обветшалый деревенский дом и служебные постройки. Домик, словно маленькая скорлупка, располагался в прекрасной долине. Джесси уже хотела сказать об этом, как вдруг заметила страдальческую гримасу на лице Грегора.
Выражение непередаваемой боли в его глазах потрясло ее еще больше. Что-то сжалось в ее груди. Это и было то место, к которому он должен был привести ее.
Глядя на уцелевшие стены и камни, она поняла, что в доме никто не жил уже много лет. Дверная рама была черной, словно обуглилась, а крыши не было вовсе. Участок земли, когда-то занятый садом, превратился в пустырь.
— Что это за место?
Он не мог оторвать взгляда от этих останков еще несколько долгих минут и только после ответил:
— Это Штратбан. Мой родной дом.
Она еще раз посмотрела на руины и затем снова на него. Должно быть, ей предстоит услышать тяжелую историю. Его нежелание говорить становилось все непреодолимее. И теперь его лицо выражало одновременно горечь, боль и неистовый гнев. Джесси стала чувствовать истинную глубину и силу его потребности в мести.
Лошади прошли еще несколько футов, и, когда Грегор спешился, Джесси последовала его примеру. Он даже не остановился, чтобы привязать животных, и Джесси поспешно подхватила поводья и накинула их на столб возле оградительной стены за домом.
Казалось, само место зовет его, он шел, словно его тянули за веревку. Она едва успевала за ним. Когда она догнала его, он наклонил голову и вошел в дверной проем.
Внутри было так же пустынно и безжизненно. Сквозь стены пробрался бурьян, а в углы забился сухой папоротник, который, видимо, принесло ветром в неспокойную погоду. На двух сохранившихся балках наверху остались следы огня, плохо закрепленные обугленные бревна опасно нависали над головой. Грегор замер на месте и сосредоточенно смотрел на камин, точнее, на то, что от него осталось.
Джесси аккуратно перебралась через камни.
— Вы жили здесь со своей матерью?
Он покачал головой:
— Она умерла от чахотки, когда мне было четыре года. Ее звали Агата. Отец водил меня на ее могилу каждое воскресенье после службы. В остальном я ее практически не помню. Впрочем, — с горечью добавил он, — я даже рад, что она не увидела всего, что с нами произошло.
Горькая обида и озлобленность, казалось, придавали ему сил. Он заставил себя посмотреть наверх, и она заметила ненависть в его взгляде, направленном на обугленные балки. Его прекрасные губы были плотно сжаты, он, прищурив глаза, смотрел вокруг. Было ли это делом рук его врага? Был ли Айвор Уоллес тем, кто сжег его дом?
— Меня вырастил отец.
Джесси чувствовала всю глубину его переживаний, ту боль и скорбь, что переполняли его и распространялись внутри разрушенного дома.
— Ваш отец?
— Да. Его звали Хью Рэмзи. Он был хорошим, порядочным человеком и воспитывал меня на совесть, передавая мне все, что знал и умел. Но нередко хорошие люди очень уязвимы, так как они добры и от чистого сердца стараются помогать другим.
Джесси едва дышала. Его слова и то напряжение, что дрожью отдавалось в его плечах, не предвещали ничего хорошего, и она уже боялась, что совершила ошибку, потребовав его объяснения.
— Эта земля принадлежала нашей семье и возделывалась тремя поколениями моих предков. Каждый день отец повторял мне, что сделал все, чтобы я мог гордиться ею, так же как он. Но однажды я больше не услышал этих слов. Мне было восемнадцать, когда я почувствовал, что в нем поселилась тревога. — Грегор продолжил рассказывать, но ему это стоило немалых усилий, так что он говорил медленно. — Наш лучший скот вымер, и только гораздо позже отец рассказал мне, что животных отравили.
