– Какое мучение! – посочувствовала Эвдора.
– О господи! – Я в ужасе прикрыла рот рукой. – Высокий комод у нее в комнате! Я так и не стерла с него пыль! А вы про него не вспомнили, миссис Мэллой?
– Незачем смотреть на меня щенячьими глазами, миссис X.! Сто раз вам говорила, что и на пушечный выстрел не подойду к этой вавилонской башне, не то что пыль с нее вытирать! Не дай бог, кто-нибудь черным глазом на эту деревяшку посмотрит, так она тут же повалится! Кстати, вы подали мне блестящую идею. Нужно только опорожнить все нижние ящики и нагрузить верхние – и готово орудие убийства. Вашей свекрови не дотащипъ стремянку на второй этаж к себе в спальню. Значит, чтобы проверить, есть ли пыль наверху, придется залезть на стул, а оттуда – на выступ посередине. И дело в шляпе! Ну, милые дамы, что вы на это скажете?
– Супер-пупер! – восхищенно выкрикнула Памела.
Эвдора глубоко задумалась.
– Это похоже на забивание вероотступников камнями во времена Реформации.
То ли от этих леденящих душу слов, то ли под воздействием джина Фриззи лихо качнулась на стуле.
– Ну вот, пожалуйста! – И без того пышная грудь миссис Маллой раздулась от гордости. – Что хорошо для исторических личностей, не может быть плохо для нас, грешных. Подумайте только, миссис X.! Ваша свекровушка сможет стать форменной мученицей!
– А что, это мысль! – кисло проворчала я.
Усталость давала о себе знать – поддерживать гнев и ярость на должном уровне я уже не могла. В памяти смутными пятнами маячили обличительные жесты, словечки и колкие взгляды, которыми Мамуля лишала меня разума. О, я не забыла, что она выгнала миссис Маллой, сожгла библиотечную книгу, обвинила меня в том, что я толкала Пусю на самоубийство, – а также переманила Джонаса на свою сторону и в довершение всего спровоцировала ссору между мной и моим единственным и ненаглядным мужем. Но не мешало помнить, что и Мамуля вне себя от горя.
Стоило представить себе картину, как Магдалина лежит с вытаращенными глазами, погребенная под шкафом, и ждет, чтобы ее соскребли с пола лопаточкой, как я поняла, что по горло сыта джином с тоником и убийствами. Изобразив мужественную улыбку, я заявила:
– Мы написали новую главу в истории преступлений Читтертон-Феллс.
– Наверняка. – Фриззи с усилием выпрямилась, ухватившись за край стола. – Но если бы мы не притворялись, а на самом деле решили стереть с лица земли наишх све-ик! – ровей, у нас поджилки затряслись бы!
– И я подумала о том же самом… – Памела сгребла подставки под стаканы во внушительную стопку и с изумлением на нее уставилась. – Может, нанять профессионального киллера?
– И где мы его найдем? Очень сомневаюсь, что киллеры значатся в списках на бирже труда. – Эвдора улыбнулась – совсем как прежде. Свекровеубийственная терапия явно пошла ей на пользу.
Игра снова захватила меня.
– Кстати, о киллерах. Представляете себе, кто поселился у нас над конюшней? Мистер Питер Дик, добровольный бродяга и попрошайка, который сегодня выразил мне свою любовь и преданность, заявив, что ради меня убьет кого угодно!
Я не стала портить эффект и не сказала, что речь шла о драконах, но никак не о свекровях.
– Мистер Дик! – Памела от восторга повалила пирамидку блюдец. – Я так и вижу его: волосатый, бородатый, татуированный, а в ухе серебряная серьга-череп!
Поразительно! А мы-то еще искали гадалку для ярмарки святого Ансельма! Вот Памелу и возьмем на эту роль. Ничего страшного, что она описала вовсе не мистера Дика, а моего кузена Фредди. Но какая точность! Только я собралась похвалить ее прозорливость, как дверь распахнулась. С видом негодяя из второразрядного вестерна в салун ворвался мой собственный благоверный негодяй.
– Элли!
Рык Бена ясно доказал всем и каждому, что он сын своего отца, пусть и незаконный. Его пылающий яростный взгляд обвел мгновенно перетрусивших посетителей бара и остановился на моем лилейно-белом личике. Не успела я проблеять: «Не тронь!? – как он подхватил меня на руки и потащил к дверям.
Никто не посмел возразить, кроме миссис Маллой. Ее саркастический голос стрелой вонзился в спину Бену:
– Чтоб вы знали, мистер X., это почтенное заведение, и если вам так уж не терпится похитить отсюда беззащитную женщину, хватайте меня!
Глава двенадцатая
Похмелье, говорите? Я еле разлепила веки в хмуром предрассветном сумраке. Даже фазаны на обоях спали, спрятав головы под крыло, а циферблат часов на камине был всего лишь белым пятнышком. Бен приподнялся на локте и смотрел на меня.
– Я обожаю тебя, солнышко, – хрипло прошептал он.
– Замечательно.
Я повернулась к любимому спиной, но заткнуть ему рот мог бы только кляп из матраса.
– Позволь доказать тебе, что отчаянно тебя люблю… и очень виноват перед тобой, что не поддержал тебя в ссоре с Мамулей.
Я сонно похлопала его по щеке.
– Твоя шелковая пижама красноречивее всяких слов.
– Может, тебе что-нибудь пригоговить? – Его дыхание щекотало мне лицо, как назойливая муха. – Чашечку чаю или яйца по-бенедиктински?
– Нет, спасибо, – я нырнула под одеяло, – пока я сплю, сижу на диете, а уж днем могу есть все, что захочу.
– Как хочешь, любимая!
Он схватил мою ватную руку (которой я готова была надавать ему оплеух) и принялся покрывать мелкими щекочущими поцелуями. Доведенная до белого каления, я резко села, взметнув простыни. Бен не дрогнул под жгучим взглядом моих гневных, опухших глаз и предложил с кроткой и грустной улыбкой:
– Хочешь, я почитаю тебе стихи?
Он взял со столика у кровати антологию поэзии, и я замахала руками, а заодно и ногами.
– Бен, сделай милость, запрись в ванной и читай там до посинения хоть «Оду китайскому ночному горшку»! Я хочу спать!
Плюхнувшись обратно в постель, я закрыла глаза и несколько минут наслаждалась тишиной. И тут жестокая истина дошла до моего сознания: Бен бесповоротно отогнал от меня Морфея. Можно ворочаться сколько угодно, он все равно не вернется. Голова пухла от недосыпа и вчерашних излишеств, но сон пропал.
Я снова села в кровати.
– Ну что, изверг, доволен? Утром я буду надевать памперсы детям на головы, а в тостер засуну конверт со счетами.
– Ты все еще сердишься на меня за вчерашнее? – Бен провел длинными пальцами по встрепанной шевелюре и уставился в потолок, словно пытаясь прочитать там, как снова завоевать мое расположение.
– Вовсе не сержусь, – ответила я сварливо. – Разве вчера ночью я не доказала тебе делом, что все прощено и забыто?
– Моя любимая, ты сделала все, что в женских силах.
