Так я и стояла, минуты три, наверное, не больше. И вдруг вижу — с треском распахивается балконная дверь, и Димка, как горилла, скачет с балкона на балкон. Я поняла — случилось что-то ужасное, испугалась и побежала. Сама не своя от страха, заскочила в какой-то подъезд, чтобы чуть-чуть перевести дух. Там он меня и нашел. Молча скрутил, закинул в машину и привез сюда.
«Сука! — орал он, избивая меня. — Я так и знал, что ты меня хочешь подставить. Я давно твою породу раскусил, тварь поганая».
«Дима, объясни, в чем дело», — пыталась я его образумить, но только больше распаляла его больной мозг.
В конце концов он бы меня убил, тем более для него это пара пустяков как в физическом, так и в моральном аспекте. Остановила его какая-то мысль, тогда понятная ему одному. Теперь-то я знаю, что он решил восполнить свой моральный ущерб, который я ему якобы нанесла.
— И какие же претензии он предъявляет?
— Все те же — будто бы я его специально подставила. Врет подонок.
— Почему же он, интересно, выпрыгивал с балкона?
— Говорит, что кто-то хотел войти в квартиру, открывая замок своим ключом.
— А что на это ты скажешь?
— Да врет он все. Наверное, мышь заскреблась, а он от страха обделался и пошел по балконам, как обезьяна по лианам.
— А почему ты уверена, что он врет? Ведь с того места, где ты стояла под балконами, ты не могла видеть подъезда.
— Верно, и все равно это не дает ему права думать обо мне плохо, а тем более избивать. Ну какой мне был смысл его подставлять? Как работник, добросовестный и безотказный, он устраивал нас на все сто! Как любовник — неутомимый и сильный. Чего же мне еще от мужика надо?
— Не знаю. А что он требует в качестве компенсации?
— Пятнадцать тысяч баксов или триста пятьдесят тысяч рублей.
— А у вас с сеструхой есть такие деньги?
— О чем ты говоришь, конечно же нет.
— Вряд ли бы он просил то, что дать вы не в состоянии, — вслух подумал я.
— Конечно, поэтому он и хочет связаться с Галкой и потребовать переоформить на него одну из наших квартир. Естественно, в обмен на мою жизнь. Экспроприатор хренов. Мне бы только отсюда выбраться, а квартиру я ему устрою, как раз длиною в его рост. Он у меня еще кровавыми соплями умоется, подонок.
— Тогда пообещай ему все, что он просит, а потом поступай соответственно. Но только потом, когда он тебе поверит.
— Не такой уж он и дурак. Отсюда и от себя он меня не отпустит. Теперь я представляю для него живой товар, а кроме того, залог безопасности. Курить хочу.
— К сожалению, ничем помочь не могу. Сигареты лежат в кармане, но я боюсь и рукой пошевелить. Придется нам потерпеть. Послушай, Татьяна, а он не берет нас на понт? Уж очень он свободно здесь прогуливался.
— Не понимаю, ты о чем?
— Не блефует ли он? Может, никакой мины нет и в помине. Просто парень решил немножко над нами подшутить, а?
— К сожалению, это не так и его шутки обычно ничем хорошим не кончаются. Не далее как месяц назад он запросто сломал незнакомому парню руку только за то, что тот имел неосторожность подарить своей девушке цветы.
— Вот тогда и надо было сдать его в психушку.
— Да, но цветы тот парень решил стащить отсюда. Нет, Дима Рябинин не шутит, он вообще лишен чувства юмора. Ты еще не видел его во всей красе. Он натуральный зверь. Я уверена, что мы заминированы по-настоящему.
— Тогда почему сам он гуляет здесь, как по Нескучному саду?
— Привык, наверное, в своей Чечне. Жрать хочется неимоверно. За все время, начиная с субботней ночи, я не съела ни единой крошки хлеба. Вчера начала жевать георгины.
— Вкусно?
— Ничего, кушать можно, только быстро приедаются. Курить хочется. Давай рискнем?
— Не надо, курить я вам дам, — остановил наше безрассудство Рябинин. — Я даже дам вам пожрать, а потом мы перейдем к деловой части. Сейчас я отключу питание взрывного устройства и развяжу вам руки, только не дергайтесь и помните, что вас я сделаю и голыми руками ровно за шесть секунд ноль одну минуту.
Судя по тому, как жадно Татьяна набросилась на хлеб и колбасу, можно было поверить, что она на досуге и в самом деле схрумкала пару элитных георгин. Я от еды отказался, уступив свою долю в пользу голодной. Просто сидел и отстраненно курил, обдумывая, как сподручней и с одного раза вырубить этого лося, потому что второй попытки у меня не будет. В трех метрах от меня он сидел на корточках, с ухмылкой наблюдая за Татьяной. Он веселился, глядя, как грязными руками она судорожно пропихивает колбасу в свое изголодавшееся чрево. Ко мне он сидел вполоборота, а между нами лежал невостребованный пока трезубец рыхлителя. Веса в нем не больше трехсот граммов, зато зубья были достаточно остры, и если мне удастся загнать их ему в плечо, то наверняка от болевого шока он на некоторое время скиснет и окажется в моих руках, а дальше все зависит только от меня самого. Эх, была не была! Мгновенно напружинившись, я прыгнул к трезубцу и уже на лету, отброшенный его ногой, изменил траекторию и головой врезался в Татьянину грудь. Ойкнув, она опрокинулась на спину, и я протаранил ее повторно уже лежащую. Потом была мгновенная резкая боль в шее и полная темнота забвения.
— Ну что, мужичок-попрыгунчик? Отпрыгался? — донеслось до меня сквозь туман. — Сам ведь говорил, злить меня нельзя. Скажи спасибо, что понадобился ты мне, а то бы давно летал в облаках. Чего молчишь или гордый сильно? Так я эту твою гордость мигом вышибу — два удара восемь дыр. Хочешь попробовать?
— Нет, не хочу, я все понял.
— Свежо предание, а будет так, как я скажу.
— Говори, — понимая, что своими силами мне с ним не справиться, согласился я, сползая со стонущей Татьяны.
— Слушайте оба. И ты, вошь лобковая, тоже слушай. Два раза я повторять не стану. Короче, дело к ночи. Брюхо у твоей сеструхи, наверное, уже заштопали, поэтому ты — как там тебя зовут?
— Константин Иванович, — с некоторым запозданием представился я.
— Вот-вот, Константин Иванович, поедешь сейчас в город и доложишь ей все как есть. И еще скажешь, что, если она хочет видеть свою близняшку живой, — пусть немедленно готовит бабки.
— Как же она их приготовит? Она ведь в больнице.
— Меня не колышет. Это ее проблемы.
— Но Дима, — вмешалась Татьяна, — ты ведь хотел квартиру…
— Теперь уже не хочу. Я заберу бабки и слиняю из вашего долбаного города навсегда. Здесь у меня, как и во всем свете, никого нет. Так что меня ничего не держит. А играть с вами в квартирные игры я перехотел. Не на того нарвались. Найдите себе лоха подурнее. Вы же сдадите меня при первом удобном случае.
— Дима, но у нас нет такой налички, — заскулила Татьяна, преданно глядя ему в глаза. — А чтобы продать какую-нибудь недвижимость, нужно время.
