— Рыскул, Рыскул, немедленно ответь. Прием.
— Да, шеф, я слышу хорошо. Прием.
— Немедленно приведите его назад. Он жив?
— Пока жив, прием.
— Смотри, чтоб ни единый волос не упал с его головы, иначе поплатишься своей. Как понял, ответь.
— Я все понял, шеф. Но только он Сергея столкнул в пропасть.
— Туда ему и дорога. Веди его осторожно, как девушку.
— А если он меня тоже столкнет?
— Если ты хоть пальцем его тронешь, я тебя отправлю туда лично.
— Я все понял, конец связи. Хорошо, что ты еще живой, — отключая рацию, похвалил меня Рыскул. — А то бы шеф опять ругаться начал. Вылезай, я тебе помогать не буду, не хочу лететь за Серегой. Лучше от шефа потом сбегу.
— Не сбежишь ты от него, больно умный он, сразу найдет, — выбираясь на площадку, пообещал я киргизу.
— Умный-то умный, а не умней меня. Это я придумал, чтобы перед смертью жертва раздевалась сама. А теперь подумай, если бы не это, то где бы ты уже был, а?
— Да, Рыскул, тут ничего не попишешь, коньяк с меня.
— Дешево ты, однако, свою жизнь ценишь, я бы ящика не пожалел.
— Что делать, хороший, умный охранник и стоит дорого, — натягивая куртку, съязвил я. — Так-то, брат киргиз. Хороший охранник — он и в Африке охранник.
— Ладно, иди вперед, — почувствовав в моих словах иронию, посуровел Рыскул. — Да учти, что я не киргиз, а казах.
— Извини, брат казах, не хотел обидеть.
— Ладно, иди, только смотри у меня, без глупостей, убить не убью, а по ногам прошью. Марш, русский брат. Иди и не разговаривай.
Здраво решив, что в сложившейся, далеко не худшей для меня ситуации лучше подчиниться его приказу, я замолчал и, спотыкаясь, побрел назад. Но что же могло так круто изменить решение Стригуна? В его доброту и человеколюбие верилось с трудом. Скорее всего, здесь сыграло роль какое-то ранее непредвиденное постороннее обстоятельство, возможно, даже незабвенная Джамиля. Правда, проникнуть вовнутрь его замка она бы вряд ли смогла, но, может быть, этот самоуверенный придурок сам вышел подышать воздухом.
— Прибавил ты мне работы, брат, — прервал молчание Рыскул. — Теперь надо спускаться в пропасть и хоронить Сергея.
— Сто лет оно тебе надо, — охотно отозвался я. — Его и без тебя стервятники да шакалы похоронят. Погоди с недельку, и от него одни косточки останутся.
— Э-э-э, нехорошо говоришь, друг он мне был. Не очень чтобы хороший, но друг.
— Ну тогда не забудь поставить ему гранитный обелиск и каждый день приноси сирень. У вас ведь много сирени. А пахучая-то какая!
— Да, сирень у нас зацвела, а Серегу все равно хоронить надо.
— Приношу тебе свои искренние соболезнования, — выходя на освещенную площадь, посочувствовал я. — Но ты не переживай, ангелам он все равно не нужен, а черти мне только благодарны.
— Какой жестокий ты человек, — нажимая кнопку домофона, осудил меня охранник.
— Вы пришли, Рыскул?
— Так точно, шеф, у меня проколов нет.
— Хорошо, отдай автомат господину Гончарову, а сам отойди на десять метров.
— А?
— Бэ, делай, что тебе говорят.
— Шеф, да он же меня убьет. Он Серегу уже прикончил.
— Делай, что тебе говорят. Отстегни магазин и отдай автомат.
— Как скажете, только я больше за него не отвечаю.
Покорно выполнив приказание, недоуменно пожимая плечами, Рыскул поплелся прочь. Щелкнув язычками магнитных замков, отворилась металлическая дверь, гостеприимно приглашая меня внутрь. Заходить мне туда очень не хотелось, тем более что «копейка» стояла в десяти шагах от меня и прямо-таки просила юркнуть за руль.
— Заходите, Константин Иванович, — видя мою нерешительность, доброжелательно пригласил меня голос Джамили. — Ничего не бойтесь, все схвачено, все под контролем. Поднимайтесь, мы в кабинете.
Ну а это уже совсем другое дело. Осмелев, я уверенно, по-хозяйски, взбежал на второй этаж и с бесполезным автоматом наперевес ворвался в полукруглый кабинет. Лучшего натюрморта я и не мечтал увидеть. Одной рукой могущественный владыка был прикован к кольцу на львиной морде, а другой держал штаны, ремень которых был варварски перерезан циничной женской рукой. Сама женщина в это время стояла рядом, красноречиво воткнув в его ухо ствол.
— Константин Иванович, это тот человек, которого мы ищем? — не давая мне полнее насладиться зрелищем, четко спросила Джамиля. — Или мы ошиблись?
— Он самый, но как тебе удалось…
— Потом расскажу, сейчас не время. Под письменным столом должен лежать его пистолет, по крайней мере, он отлетел куда-то туда. Нашли?
— Ага, — ответил я, поднимая с пола громадную «дуру» маде ин не нашего производства. — И что мне сделать с этой гаубицей?
— Пока я буду отсутствовать, вы проследите за хозяином, чтоб он не сделал какой-нибудь непоправимой ошибки, которая может стоить мне жизни. В случае чего…
— Я тебя понял, но куда ты собралась?
— Нужно работать чисто. Меня так приучили. Начинаем!
К губам Стригуна она поднесла и включила рацию.
— Рыскул, Рыскул, как слышишь?
— Хорошо, шеф, есть проблемы?
— Да, зайди ко мне.
Отключив рацию, она опрометью бросилась на первый этаж к двери. Сосчитав до десяти, я нажал кнопку магнитного замка. На экране монитора я видел, как неспешно, вразвалку входит охранник. Потом потянулись томительные минуты ожидания. Я замер, прислушиваясь к каждому идущему снизу звуку, и вздохнул только тогда, когда открылась дверь и моя спасительница вернулась живой и невредимой.
— Константин Иванович, теперь можете спокойно заниматься своим делом.
— Куда ты его определила? Надеюсь, не на тот свет?
— Пока нет. Они в подвале.
— Кто это они? Он что, не один?
— Нет, там с ним кухарка и лакей или кто он там, не знаю, но кабан здоровый. С трудом его уложила. Не волнуйтесь, заперты они надежно, делайте, что вам нужно, а я пока найду в этом доме что-нибудь поесть. Я ужасно проголодалась. Если что, то кричите, но вряд ли, мужик он хилый, как меня увидел, так сразу в штаны наделал.
— Ну, здравствуйте, Анатолий Олегович, — сладкоголосо начал я, — вот и получилось нам свидеться вновь. Чего молчите?
— Снимите с меня этот дурацкий наручник, — увидев, как Джамиля закрыла дверь, грозно потребовал он. — Вы еще не знаете, на какие грабли наступили. Немедленно меня освободите, идиоты, кретины недоделанные!
— Анатолий Олегович, мы ведь приехали сюда не за вашими оскорблениями, — мягко напомнил я суть дела.