Но нам до этого нет дела, мы трясёмся вместе со Стасиком в плотно набитом трамвае № 3, наблюдая с замиранием сердца, как молнией, зигзагами передвигается по вагону Врангель, безошибочно распознавая безбилетников и сея вокруг себя правосудие.
Справедливости ради скажем, во-первых, что вообще-то у Стасика был проездной, но сегодня, собираясь впопыхах с утра, он позабыл его дома. Во-вторых, заметим, что Врангель в этот день впервые за последние три года работал не в старом городе на «пятёрке», а на третьем маршруте, а то бы он непременно запомнил Левченко как благонамеренного пассажира и простил бы ему оплошность.
Но так уж сложилось всё в тот далёкий августовский день, что, не доезжая до остановки «Речной порт», бледный и, как всегда, безупречно выбритый барон обратился к Стасику, потребовав предъявить проездной документ или покинуть транспортное средство.
Кто знает, какие бы последствия это имело для нашей истории? Но тут вдруг неожиданно вмешался едущий непонятно по какому делу в том же вагоне жилец пятнадцатого дома по Брынскому проспекту — тот самый Сергей Сергеевич, который уже встречался нам. Он достал из кармана серенький кошелёк, покопался в нём, нашёл трамвайный билетик, незаметно закомпострировал его и протянул Врангелю, вежливо тронув его за плечо и сказав:
— Мальчик этот, извините, едет со мной. У него всё в порядке теперь. А вот мой билет, и я выхожу уже.
Не успел Стасик понять, что произошло, не успел суровый, но в душе милосердный Врангель порадоваться, что мальчика не надо наказывать, как трамвай затормозил на остановке и жилец Сергей Сергеевич покинул вагон, сказавши напоследок, не обращаясь как будто ни к кому конкретно:
— Люди должны помогать друг другу.
XXV
Как известно, серые вороны обладают незаурядным интеллектом. Я сам видел в Интернете, как одна такая ворона изготовила из проволоки крючок, чтобы добыть из неподвижно закреплённой бутылки какую-то вкусную вещь. Мало того, когда вороне подсунули проволоку, уже загнутую крючком, но не достающую до дна бутылки, умная ворона догадалась разогнуть крючок и наколоть-таки вкусную вещь на проволоку. Правда, незаурядный интеллект ворон проявляется исключительно тогда, когда речь заходит о вкусных вещах. В остальных ситуациях вороны ведут себя не умнее каких-нибудь сорок или галок, хотя, конечно, всё-таки превосходят в сообразительности воробьёв и синиц, не говоря о голубях.
Ворона, о которой дальше пойдёт речь, даже среди серых ворон отличалась острым аналитическим умом и авантюрным складом характера. Проживая в городском парке, она постоянно покидала свою стаю и ежедневно предпринимала облёты дальних территорий за рекой, где ворон было поменьше, выискивая, не попадётся ли какая вкусная вещь. Ей часто везло.
Например, накануне, вечером 25 августа, ворона заприметила в одном из дворов на левом берегу реки доктора Кащеева (автора знаменитой статьи о брюквинском соме, который ещё встретится нам в этой истории) и его приятеля пенсионера Фому Кузьмича Боброва, мирно играющих в шашки за врытым специально для таких случаев в землю деревянным зелёным столиком, украшенным вырезанной кем-то надписью «Толя + Лёля» (слово «Толя» было перечёркнуто несколько раз). Ворона уселась на ветку и полчаса ждала в засаде, улыбаясь и подмигивая себе круглым глазом, покуда Фома Кузьмич не развернул принесённый с собой в бумаге, вырванной из тетрадки в клеточку, бутерброд с сыром. Как вражеский пикирующий бомбардировщик, ворона с криком кинулась на стол, смела с доски шашки (Кащеев как раз придумал ловкую комбинацию с жертвой и выходом в дамки), ухватила сыр и унеслась, ликуя, на ближайший дуб.
Ничего удивительного не было в том, что 26 августа ворона оказалась на крыше трансформаторной будки во дворе дома № 15 по Брынскому проспекту.
— Трансформаторная будка, — сказала себе умная серая ворона, осмотревшись. — Вероятность обнаружения вкусных вещей минимальна.
Она прошлась по крыше и заинтересовалась сложенным из кирпичей домиком. Рассмотрев поближе конструкцию, ворона принюхалась (напрасно некоторые думают, что вороны не различают запахов, это вовсе не так). Из-под кирпичей отчётливо пахло вкусной вещью. Ворона сардонически хмыкнула и принялась за работу.
Доедая тут же на крыше сушку, положенную в секретное место сердобольной Таней Петрушкиной, чтобы Стасику не так скучно было её ждать, ворона по привычке всё замечать, краем глаза заметила, как ветер унёс бумажку, которая была придавлена вкусной вещью.
Но это совершенно не заинтересовало умную ворону.
XXVI
В тот самый момент, когда удивлённый Стасик, зажав в кулаке неожиданно обретённый билет, подъезжал к остановке «Улица Матроса Коваля», когда Марат Маратович Голландский пил в четвёртый раз «Корвалол», а Максим Максимович Португальский в третий раз набирал номер десятого отделения милиции, когда третьегоднице Лёле снился последний утренний сон про увлекательную встречу с какими-то Джоном и Полом, когда умная ворона во дворе дома № 17, чудом избежав когтей пользующегося непререкаемым авторитетом в кругах местных котов Барсика, решила завязать на время с дальними экспедициями — в это самое время трамвай № 3 остановился и, зашипев, выпустил наружу подозрительного маленького человека Николая Матвеевича Гузя. Следом из второго вагона осторожно выбрались Наташа, Таня и Юра. Трамвай вздохнул ещё раз, как бы прикидывая, хватит ли ему сил добраться до старого города, захлопнул двери и пополз в гору.
Остановка «Старый порт», как обычно, была безлюдна. Когда-то здесь кипела жизнь, к пристани подходили роскошные колёсные пароходы с красивыми именами: «Доброжелатель», «Громобой», «Нассау». Вдоль берега по аллеям Купеческого сада прогуливалась чистая публика: дамы с кружевными зонтами от солнца, офицеры в мундирах, многочисленные члены семейства культурного купца Осьмирогова. Гремела духовая музыка, прощалась надрывно с кем-то славянка, неслись амурские волны, смешиваясь незаметно с дунайскими. А рядом, в порту, кипела другая жизнь: ревели быками гудки, бранились грузчики, разгружали баржи с тмутараканскими арбузами, громоздили на телеги бочки с каспийской сельдью, мануфактуру, сахарные головы, кули с мукой и крупой.
Всё это кончилось, когда выстроили в Брюквине железнодорожный мост и новый вокзал. Новый порт и речной вокзал выросли на левом берегу Брюквы, а старый порт пришёл в запустение. Купеческий сад отчасти выгорел в войну, отчасти просто одичал, пристани потихоньку разрушились. Теперь в старом порту плескали по воде на стоянке несерьёзные моторки, вода вокруг них была всегда в радужных разводах. Рядом, выше стоянки по течению, сладкий аромат бензина сменялся запахом свежей рыбы — здесь располагались рыбаки с озабоченными лицами в специальных непромокаемых сапогах и непременно в серых кепках.
Оповцы, стараясь держаться не слишком близко к опасному лилипуту, и, на всякий случай, молча, следовали за Николаем Матвеевичем.
