Мы пропустили вопрос мимо ушей. Мама собралась его повторить, но тут зазвонил телефон. Это Ленка звонила:
– Дим, еще один про зажигалку спрашивал.
– Тоже Акимов? - вздохнул я.
– Конечно. Вы объявления не содрали?
А мы про них совершенно забыли. Все-таки много нечестных людей в нашем районе водится.
Только я положил трубку, как телефон зазвонил снова. Теперь - папе.
– Да, - сказал он, - Оболенский. - Послушал. - Вот так, да? А где она находится? Что за документ? Контракт? Это уже серьезно. Хорошо, я завтра с утра подъеду. - Папа положил трубку.
– Сова? - спросил Алешка, который во все время разговора торчал рядом и внимательно прислушивался.
– Кто ее знает, - папа поскреб макушку. - Может, и сова. А может, и крокодил.
– А чего сперла?
– Вот это-то и странно. Пропали очень важные финансовые документы. Если их не найти, фирма потерпит большие убытки. Так, во всяком случае, заявил потерпевший.
– А зачем сове эти документы?
– Странно не это. Странно, что документы пропали в фирме «Континент».
– Да, - сказал Алешка. - Какая-то зловещая паутина по углам. Неужели мы с тобой ее не распутаем?
– Тебе это надо? - не выдержал я. - Сколько можно? Мне надоело!
– Спокойно, мадам, спокойно, - сказал Алешка. - Поезд все равно уже ушел.
Это точно. Не остановишь.
Как-то на даче, Алешка еще совсем маленький был, мама про него сказала: «Упрямый, как муравей». Верно подмечено: лезет и лезет на травинку. Его что-нибудь стряхнет, он придет в себя, усиками подвигает и опять лезет. Мамины глаза, папин характер. Все время видит непорядок и все время его устраняет. Справедливость любит. Впрочем, ее все любят. Да не больно любят за нее бороться. А уж этот… Он даже за столом в наши тарелки заглядывает - не положила ли мама ему повкусней и побольше? Попробовала бы она!
– Папе надо помочь? - спросил Алешка. - Согласен? Ты словами скажи, что ты головой мотаешь?
– Ну, согласен.
– Тогда иди к нему сейчас и задай два вопроса. Что это за контингент такой…
– «Континент», - машинально поправил я, на что Алешка не обратил никакого внимания.
– …И кто в этом контингенте самый главный? Все понял? Запомнил? Или повторить?
Мне захотелось от души щелкнуть его в лоб. Но он взглянул на меня такими ясными глазами, что я молча сунул ноги в тапочки и пошел к папе. Вот так я точно сейчас щелбан в лоб схлопочу.
– Ты чего не спишь? - спросил папа, отрываясь от своих бумаг.
– Думаю. Про этот «Континент». Он чем занимается?
– Скорей бы карантин кончился, - вздохнул папа. - Пончики выпускает. Горячие. Очень вкусные, кстати.
– Надо попробовать.
– Попробуйте… Кстати, хорошие цветы купили. Молодцы.
Далось им сегодня это «кстати».
– Мы еще и столик опрокинули. Собакой.
– Не говори загадками - поздно уже.
Я рассказал. Папа усмехнулся:
– Поторопились вы. Его скоро арестуют.
Я рассказал и про Санькиного папашу.
Папа сначала улыбнулся, а потом нахмурился.
– Санькин папаша - Степан Фомич - очень хороший специалист в очень редкой области. Только он теперь никому не нужен.
– А чем он занимался?
Я нарочно отвлекал папу этими расспросами, чтобы он не заметил главного вопроса. Алешкин, кстати, метод.
– Они выпускали какую-то тончайшую, но очень прочную пленку. И очень нужную. Особенно в космических исследованиях. Такой пленкой можно покрыть хоть весь космический корабль. И его не надо красить. Эта пленка намертво прилипает к любой поверхности. Она не ржавеет, не пропускает радиацию. А Степан Фомич занимался обслуживанием этой установки. Таких специалистов у нас раз-два и обчелся…
Да, с горечью подумалось мне, и такой человек в переходе на гармошке да на скрипке играет.
Папа еще много чего интересного рассказал, я даже забыл, зачем приходил. А потом вспомнил и, уходя, уже в дверях спросил:
– Пап, а кто этой фирмой командует? Этим «Континентом».
Папа машинально ответил, уже углубившись в свои бумаги:
– Отто Земан. Тот самый, у которого кража была в квартире. - И дал мне понять, что не так-то прост: - Ты затем и приходил?
Когда я вернулся, Алешка, вредина, уже крепко спал. Я разозлился и проворчал:
– Сейчас как разбужу его!
– Попробуй только, - проговорил Алешка ясным голосом. - Я и так все слышал.
Нам нужен был юный Хофман. Мы смело подошли к знакомому охраннику (который Хорек) и прямо сказали ему:
– Хофмана позови.
– Они шашлыки жарят, - с завистью сказал он. - Под деревьями.
И мы в самом деле увидели в дальнем конце колонии легкий дымок. И пошли туда.
У самой ограды, там, где она ближе всего подходила к парку, стояла высокая кирпичная печь. А рядом с ней - большая беседка, подставка для мангала и два худосочных дерева с десятком листьев.
Иногда по субботам немецкие семьи со своими детьми разжигали эту печь и жарили там мясо. А потом накрывали в беседке стол и веселились вовсю. Но не очень громко. Зато очень культурно.
Несчастные люди. Наверное, это жалкое удовольствие было для них радостным событием. Как же - почти на природе жарят мясо и едят его почти на свежем воздухе, как далекие старинные предки. Убили в лесу оленя, зажарили его на костре…
Алешка, когда это видел, всякий раз морщился от сочувствия. Мы-то с папой испытали все это на самой взаправдашной дикой природе. Сами охотились и ловили рыбу, сами готовили и сами ели. А вокруг нас был настоящий дикий лес, а чуть поодаль сонно дышало настоящее дикое море. А после ужина мы не шли в душные квартиры, обмениваясь радостными возгласами, а забирались в палатку и засыпали, слушая, как тревожно шумят над нами деревья, как плещет в море громадная треска, как воет где-то в лесной болотистой чаще одинокий волк.
…Юный Хофман сидел со своими родителями и старшим братом в беседке и аккуратно наворачивал шашлычок. Не стаскивая со свистом куски горячего мяса с шампура, не вымазываясь до ушей мясным соком и кетчупом, а аккуратно, даже не звякая ножом и вилкой, разрезал их на тарелке на маленькие кусочки и отправлял их в рот. И каждый раз после этого промокал его салфеткой.
– Во дают! - расплылся в улыбке Алешка. - Дикари!
Клаус увидел нас, привстал и что-то сказал пожилому седому дядьке - отцу, наверное. Тот подумал и кивнул.
Клаус аккуратно положил приборы на тарелку, опять вытер рот, вышел из-за стола и подошел к ограде.
