– Пап! - заорал Алешка. - Мы пошутили! Мы давали ружье Бонифацию, на репетицию.
– А что за спектакль? - улыбнулся папа.
– «Горе от ума», - сказал я.
– И кто же там с ружьем? Глухая графиня?
– Зубоскал, - поспешил Алешка.
– Новаторы! - фыркнула мама и пошла на кухню готовить семейный ужин.
Ужин получился на славу. Правда, не очень семейный. Вернее - многосемейный. Потому что пришла Ленка с Нордом. Потом Акимов с дядей Степой. Потом прибежал весь запыхавшийся Санек, весь запутавшийся в шнурках, и с порога завопил:
– Леха! Я его нашел! Гони еще один плейер!
– Кого нашел?
– Ну этот «жигуль», синий, с багажником. У вашего подъезда стоит.
Тут опять раздался звонок в дверь, и мама озабоченно пересчитала тарелки на столе.
Это пришел Хорьков. Он вежливо вернул Акимову зажигалку, сказав при этом:
– Я ее заправил.
Папа пригласил его в кабинет, побыл с ним там, а потом проводил до двери и сказал:
– Завтра в девять зайдете в районное отделение. К капитану милиции Щитцову.
– Есть, товарищ полковник.
Наконец мы сели за стол. И не столько ели и пили, сколько обсуждали недавние драматические события.
В разгар веселья Ленка вдруг встала и сказала:
– Извините, можно мы с Алешей выйдем на полчаса? Нужно Норда прогулять.
– Какая воспитанная девочка, - сказала мама, когда они ушли.
– И обои здорово клеит, - сказал я.
– Она в Алешку влюбилась, - похвалилась мама.
– Так я и поверил, - сказал папа.
А когда они вернулись, мы пошли в кабинет, где должна была состояться музыкальная часть вечера. Дядя Степа достал из футляра свою флейту, поглядел на стену с нотами и объявил:
– В честь героических борцов с преступниками исполняется их любимая песня.
Что-то у него не так прозвучало. Я так и не понял: в честь кого все-таки любимая песня? В честь героических борцов или в честь преступников?
Все выяснилось сразу. Дядя Степа проиграл несколько тактов и чуть не выронил флейту. Вместо милицейского гимна прозвучала классическая мелодия бандитской «Мурки».
Папа расхохотался и поцеловал маму.
– Ну как же так… - растерянно оправдывалась она. - Там же написано.
– Это что, - сказал дядя Степа, упрятывая флейту в футляр. - В детском саду тоже обои новые поклеили. Специальные - фрукты там, игрушки и буквы, чтобы детки азбуку учили. Прямо со стен. Так при дневном свете было. А при электричестве другие буквы возникали. И в слова складывались. Такие, что не всякий взрослый знает…
Но тут наш разговор вдруг прервала негромкая мелодия. Это, оказывается, Акимов включил свою зажигалку.
– «Гаудеамус»! - воскликнул папа.
– Да кто же он такой? - завопил Алешка. - Композитор или режиссер?
– Это старинный студенческий гимн, - объяснил папа. - А первые его слова переводятся так: «Будем же, друзья, веселиться!…»
Вперед и вверх!
С приездом папы все как-то уладилось и пошло своим чередом. Наша помощь ему уже не требовалась. Модестой Петровной и господином Земаном занимались папины сотрудники. А мы с Алешкой окунулись в школьные дела. Из-за этого карантина столько было пропущено, что учителя насели на нас изо всех сил. Тем более что учебный год близился к концу.
Жара в Москве спала. Прошли дожди и немного освежили город.
Однажды папа сказал нам, что с Модестой Петровной все очень непросто. Она оказалась женщиной предусмотрительной. Оформила себе отпуск на лечение за границей, а вместо себя завела в ломбарде еще одного директора - финансового.
– И теперь, - сказал папа, - если будут вскрыты в деятельности ломбарда всякие преступные злоупотребления, отвечать за них придется не ей, а другим людям.
– А она удерет себе в заграницу, - возмутился Алешка, - и будет жить себе припеваючи? Так, что ли?
Папа пожал плечами.
А господин Земан затаился. Чтобы не насторожить его еще больше, мы позвонили ему и сказали, что нашли его документы.
Он страшно обрадовался. И попросил передать их ему за очень «большую благодарность».
– За большой пакет пончиков, - проворчал Алешка.
Мы встретились с ним возле калитки, отошли в сторонку.
Земан жадно вцепился в листки, пролистал, пробежал глазами.
– А других у вас нет? - он наверняка интересовался списком картин.
– А других у нас нет.
Земан вздохнул, потряс в воздухе договором с Акимовым:
– А где первый экземпляр? Это важно.
– Первый экземпляр мы отдали Акимову. Он отнес его в суд.
Земан побледнел. Скомкал договор, сунул его в карман. И шагнул к калитке. Обернулся и злобно рявкнул:
– Дураки!
– Это спорный вопрос, - сказал Алешка с ухмылкой.
– А «большая благодарность»? - спросил я, тоже с ухмылкой.
Вместо благодарности Земан показал нам отрицательный ответ из четырех букв (первая «эф»). И пошел в свою Германию. Как-то он не по-европейски выступил.
Проходя мимо будочки охранника, он приоткрыл в нее дверцу и что-то туда сказал. Через стекло было видно, как Жлоб усердно закивал головой.
А в общем-то у нас все получилось наоборот. Мы старались усыпить бдительность Земана, а вместо этого напугали его. Хорошо еще, что мы вовремя узнали об этом.
В тот же вечер нам позвонил Хорьков и попросил папу.
– А он в городе Туле, - сказал я. Папа выехал туда по делу о картинах, потому что некоторые из них были из Тульского музея.
– Это плохо. - Хорьков был встревожен. - Мне Жлоб сказал, что они с Земаном сегодня отрываются.
– Зачем? - глупо удивился я.
– Жлоба в милицию уже вызывали по нашему делу. И Земан что-то здорово струхнул. Из-за каких-то бумаг. Надо товарища полковника предупредить. Удерут ведь…
– Не удерут, - не очень уверенно ответил я.
– Они задумали так. Вечером выезжают через задние ворота и вдоль парка - на проспект. Оттуда в Химки и на теплоход. Следы заметают.
– Не заметут, - еще менее уверенно пообещал я.
Положив трубку, я позвонил в Тулу. В гостинице мне сказали, что господина Оболенского в номере нет.
– А когда будет?
– Никогда. Он уже рассчитался, потому что ночным поездом выезжает по месту жительства.
Вот тут я растерялся. Но не Алешка.
– Главное, Дим, чтобы его немножко милиция задержала. До папы.
