Даже как-то неуютно нам стало. Мы даже разговаривать стали шепотом.
– Дим, - сказал Алешка, - самое подходящее место. Наверняка эта «Амелия» здесь прячется. Представляешь, живет здесь этот несчастный пленник, как на свалке. А по ночам тут, наверное, всякие туманы бродят. И привидения затонувших моряков.
Ну, намолотил. Даже мороз по спине пробежал. Несмотря на жаркое солнце.
Мы медленно плыли среди заброшенных кораблей, рассматривали их со всех сторон, и постепенно наш страх сменился сочувствием.
Когда-то они плавали по реке, бороздили ее просторы, трудились. На них кипела жизнь: весело стучали двигатели, скворчала картошка на сковородке в камбузе, какой-нибудь бывалый боцман с усами играл вечерами на палубе на гармошке. Экипаж пел народные песни и танцевал вальсы. А судно плавно скользило меж приветливых берегов, помигивая зелеными и красными габаритными огоньками.
А теперь все эти работяги понуро грудились в грязной луже с протухшей водой, никому не нужные, старые, заброшенные. Грустно как-то.
Алешка притих, но шарил вокруг быстрыми глазенками; он был уверен, что загадочная «Амелия» с пленником на борту прячется где-то здесь.
И не ошибся.
За громадной деревянной баржой, которая чудом держалась на плаву, прижавшись к ней бортом, прятался белый катер.
Здорово, конечно. А что дальше?
А дальше все получилось само собой. На палубе вдруг появился толстяк в морской фуражке и грубо спросил:
– Чего надо?
Я не успел ответить, я часто с ответом опаздываю. А Лешка ответил. Спокойно и небрежно, глядя снизу вверх:
– Нам - ничего. Это вам надо.
Толстяк заморгал белыми ресницами. Алешкин ответ его ошарашил. И он тупо спросил:
– А чего мне надо?
– Вам на пристань надо, - загадочно пояснил мой хитрый младший брат.
– Чего я там не видел?
– Там вас какой-то человек ищет.
– Какой человек? Зачем ищет?
– Откуда нам знать? Он там всех спрашивает: «Не видали толстяка в фуражке на белом катере?»
– Что ты плетешь? - Толстяк в фуражке начал злиться. Или беспокоиться. - Какой человек?
– Обыкновенный. - Алешка пожал плечами. И небрежно добавил: - Милиционер в форме.
– Что? Зачем мне милиционер?
– Это не он вам, а вы ему, - как-то мутно пояснил Алешка.
– Вот еще беда! - Толстяк совсем растерялся. - А он еще там, на пристани?
– Там, там, - «успокоил» его Алешка. А я только глазами хлопал. - Он сказал, что не уйдет, пока вас не разыщет.
– Слышь, пацаны, дайте мне свою лодку - на пристань сплавать.
– Мы не можем, - сказал Алешка. - Мы в Астрахань плывем.
Тут и я подключился:
– У вас же своя лодка есть.
Над кормой яхты висел крохотный симпатичный ялик. Я бы такой купил, если бы клад нашел.
Толстяк хлопнул себя в лоб. Побежал на корму, спустил ялик на воду и осторожно перебрался в него по забортному трапу.
– А вы плывите в свою Астрахань, - сказал он нам, разбирая весла. - И не вздумайте на мой катер залезть. У меня там охрана. Очень злобная.
И он, неумело загребая, разбрызгивая воду, потрюхал к пристани.
– Ну и что все это значит, Алексей? - спросил я, копируя маму.
Алешка небрежно, как маленькому, объяснил:
– Пока он доберется туда и вернется обратно, мы успеем разыскать на катере заложника и освободить его.
– Да нет там никого! Кроме злобного охранника.
– Дим, ты у нас такой наивный. Он этого охранника только что придумал. Чтобы нас напугать.
И Алешка, как ловкая мартышка, взобрался на палубу катера.
– Давай быстренько, - сказал он мне, - мы сейчас с тобой обыск проведем. Эй! - заорал он изо всех сил. - Есть тут кто-нибудь? Мы пришли на помощь.
Никто не отозвался, только с соседней баржи с шумом поднялась стая чаек.
– Молчит, - сказал Алешка. - Конечно, у него небось рот скотчем заклеен. - Он подергал дверь рубки, дверь не поддалась. Заперта.
Алешку это не смутило. Он пошел по палубе, заглядывая во все иллюминаторы. Бесполезно - все они изнутри были задернуты шторками. Только ветровое стекло было свободным, но и там Алешка ничего интересного, кроме штурвала и пульта управления, не обнаружил. Хоть и вставал изо всех сил на цыпочки.
– Ну, ясно, - сказал он. - Посадили его в трюм, заклеили рот и пристегнули наручниками к двигателю. - Он на секунду задумался. Лицо его, до этого хмурое и озабоченное, посветлело - придумал. - Нужно стащить у Митька гранату поздоровее и взорвать дверь! Здорово придумал?
– Здорово. И нас тогда тоже пристегнут наручниками. Милиционеры или владелец катера.
– За что, Дим? - Алешка вытаращил глаза от изумления. - Мы же похищенного заложника освободим!
– А если его там нет?
– А где же он есть?
Я подумал и обвел рукой все пространство затона.
– В любой из этих ржавых лоханок. В глубоком трюме. С корабельными крысами.
При упоминании о крысах Алешка вздохнул:
– А я рогатку не захватил. - И вдруг спохватился: - Дим, надо удирать - сейчас толстяк вернется.
Мы помчались на корму, где была привязана наша лодка.
Привязана… Кто ж ее привязывал? Лодки не было.
– Лех, ты лодку хорошо привязал?
– Я ее вообще не привязывал. А ты?
– Я думал - ты привязал.
Ну попали! Вот уж не думал, что в этом болоте имеется течение. И куда ее унесло?
– Заберемся на баржу, - сказал Алешка. - С нее далеко видно.
Катер стоял вплотную к деревянному борту старой баржи. Я уцепился за край борта, вскарабкался, подтянул Алешку. И мы тут же забыли про свою удравшую лодку. Это была не баржа, а я бы сказал - прекрасный бассейн. Наверное, в ней когда-то возили речной песок и выгрузили его не весь во время последнего рейса. Все днище баржи было покрыто слоем чистого песка. Прямо золотого цвета. И залито прозрачной, видимо, дождевой водой. Лодка, кстати, была здесь же, она приткнулась к другому борту баржи и словно ждала нас.
Но ждать ей пришлось долго. Мы тут же разделись и плюхнулись в воду. Она оказалась не просто теплой, а почти горячей. Мы плавали, ныряли и плескались до тех пор, пока не услышали:
– Эй! Чего вы там орете?
Это вернулся толстяк в фуражке.
Мы выбрались из воды и свесили головы с борта.
– Что вам сказал милиционер? - спросил Алешка.
