В зале стоял хохот. Жюри выставило оценки: пять, пять, пять!
Пока Дед воевал с Репкой, я произвел за кулисами некоторые рокировки. Заменил крысят из шестого «А» поросятами из трех разных классов.
– Так директор велел, - строго объяснил я. - Первое место вам обеспечено. Живо переодевайтесь.
Три крысенка стали поросенками. И наоборот. От перемены мест слагаемых… очень многое изменяется!
А праздник шел своим чередом. Показал свою сказку Алешкин класс. Любаша-Белоснежка провела с песней семь гномиков, за ними прошагали в ногу тридцать три богатыря, а в хвосте у них деловито пропрыгал Алешка в мамином фартуке. Кенгуру не кенгуру, но прыгал здорово. Как тушканчик. Он у меня сегодня не так еще попрыгает!
…И вот настал черед Нильса. Иван Ильич был очень на него похож. В деревянных башмаках, с хохолком из-под шапочки спереди и сзади. С дудочкой.
Крысята тоже были очень похожи. В курносых масочках с усиками, с блестящими глазками. В мягких шкурках из старых шуб и с длинными противными хвостами. Они, как и положено, посуетились, побегали по сцене, пообрывали друг другу хвосты. А когда Нильс заиграл на дудочке, завороженно замерли. И весь зал - тоже. Трудовик здорово играл. Чисто так, немного печально. И очень красиво. В самом деле захотелось идти за ним далеко-далеко, хоть на край света.
Он играл, а сам пятился к ступенькам, которые спускались со сцены в зал. Крысята выстроились в цепочку и послушно потянулись за ним. В некотором отдалении.
Было очень тихо. Только звучала в тишине нежная мелодия дудочки. Да дружно шлепали по полу крысиные лапки.
Процессия прошла меж рядами. Нильс скрылся за дверью. Немного погодя и все крысята исчезли за ней. Звуки дудочки стихли. Зато раздались бурные, несмолкаемые аплодисменты, переходящие в смех. Потому что весь зал вскочил на ноги, даже члены жюри. При этом Снегурочка лишилась своей косы вместе с кокошником и оказалась тетей Фросей. Она тут же схватила Санька за ухо. Он завизжал, стал выворачиваться, размахивая руками, и сбил с головы Снеговика ведро. Оно с грохотом упало на пол…
В этой суматохе я передал на минуту свои полномочия Костику и выскочил из зала. Нильс сидел на полу. Я даже не сразу его заметил, потому что его расчетливо скрывала распахнутая половинка двери. Он сидел за ней, прислонившись к стене, раскинув руки и ноги, растеряв башмаки и свесив голову на грудь. Рядом валялась его дудочка. Вот почему она смолкла за дверью. А мы еще ломали голову - как бандиты заменят нашего Нильса на своего. Оказалось, очень просто. С помощью баллончика. Только не такого, как у нас дома, а покруче.
Я присел перед Нильсом и поднял его голову за подбородок. Он мутно взглянул на меня и с трудом спросил:
– Глобус цел? - и потрогал свою макушку.
На ней уже набухала шишка.
– И обо что это я ахнулся? - снова спросил он.
– Об стенку, наверное. Сбегать за медсестрой?
– Нет, мне уже лучше. Даже как-то хорошо. - Он с усилием встал на ноги. - А где мои крысята?
– В мышеловке, - ответил я. И подбежал к окну.
На улице уже стемнело. Шел снег. Но в свете школьных окон было хорошо видно, как из дверей, пятясь, вышел фальшивый Нильс. На дудочке он не играл, а манил крысят за собой руками, задом влез в стоящий рядом с крыльцом фургончик типа «Газель». Крысята послушно шмыгнули за ним в темный дверной проем, как в норку.
Только мне показалось, что их было не трое, а четверо… Стоп! Не четверо, а пятеро. Последним влез в машину и захлопнул дверцу… наш бравый охранник Фига!
– Что это? - раздалось у меня за спиной. Я вздрогнул и обернулся. Это был трудовик. В одной руке он держал свою дудочку, а другой рукой нежно щупал шишку на голове. - Что это? Куда это? - И он чихнул.
– За подарками поехали, - брякнул я первое, что мне пришло в голову.
Подарки не подарки, а хорошенький сюрприз этим жуликам будет, когда они приедут на место. Не знал я только, что меня ждет сюрприз куда как круче!
Вернувшись в зал, я попробовал разыскать Алешку. Его нигде не было. Никто его не видел. А Костик, который торопился сбросить мои обязанности и взяться за свои, выбегая на сцену, обернулся и шепнул:
– Он шкурку накинул. - И начал объявлять следующее выступление.
Когда он вернулся за кулисы, я схватил его за руку:
– Какую шкурку?
– Что? - не сразу врубился Костик. - Не понял…
– Какую шкурку накинул мой брат? - четко и раздельно повторил я свой вопрос.
– А… Лешка-то? Крысиную. У них запасная была. На всякий случай. Вдруг кто-нибудь еще захочет под дудочку поплясать.
– Ну и?…
– Ну и пристроился за Нильсом.
Ноги у меня подкосились. Я громко сел на пол. Будто и меня, как трудовика, вырубили баллончиком. Только он после этого ударился в дверь головой, а в пол… другим местом.
– Не ушибся? - услышал я через некоторое время участливый голос настоящего Нильса. Теперь он склонился ко мне и держал мою ослабевшую голову за подбородок. - Сбегать за медсестрой?
– Нет, мне уже лучше.
– Иди-ка ты домой, - посоветовал трудовик. - Это у тебя перенапряжение от праздничных волнений.
Это точно - от волнений. Только далеко не праздничных.
И тут я встрепенулся. Какой уж теперь праздник! Когда младший брат в опасности!
Вот тут-то я и оценил его слова о том, что он сам узнает, куда отвезут похищенных детей. И понял, зачем ему это нужно. Чтобы разведать, где находится главное осиное гнездо наглых, жадных и жестоких похитителей.
Да, тут уж не до праздника. Но домой я не пошел. Ключи от квартиры были у Алешки, а родители придут поздно - они пошли на новогодний вечер к папе на работу. Так что и идти мне некуда, и помощи просить не у кого.
Да, такого праздничного школьного вечера у меня еще не было. Надолго я его запомню.
Не находя себе места, я слонялся то по залу, то по пустым и гулким коридорам, забредал за кулисы. И один раз даже в задумчивости выбрел на сцену. Во время представления. Но все сошло благополучно. Десятый класс ставил «Кентервильское привидение», и мое мрачное незапланированное появление на сцене было воспринято публикой и жюри нормально - как оригинальная сценическая находка. Бледностью лица я был настоящий призрак.
Когда, по моим расчетам, родители уже должны были вернуться, я поплелся домой, подыскивая по дороге слова, которыми я сообщу «радостную» весть…
В наших окнах горел свет - значит, родители уже дома. Поднимаясь в лифте на наш этаж, я внутренне репетировал. Если дверь откроет папа, я скажу так… Если дверь откроет мама, я… ничего не скажу.
Дверь мне открыли не папа и не мама. Дверь мне открыл… Алешка.
И я опять больно сел на пол. На этот раз от радости и облегчения.
