А вкрадчивый звонок сменился длинным, требовательным, угрожающим.
– Озверел Вадька, - хихикнул Алешка.
Мы пили чай и посмеивались. А когда вместо звонка послышались отчаянные стуки в дверь, Алешка опять хихикнул и сказал:
– Ручки не отбей, упорный и настойчивый.
Я все-таки не выдержал и пошел в прихожую полюбоваться на упорного и озверевшего Вадика. Выглянул в глазок…
За дверью я увидел искаженное оптикой мамино лицо. А когда распахнул дверь, то понял, что оно искажено не столько глазком, сколько гневом.
– Оглохли? - сердито спросила мама, поднимая с пола сумки и передавая их мне. - Все руки отбила. Вы что, уснули?
– Телевизор громко орал, - мигом нашелся Алешка.
Мама недоверчиво глянула на него, сняла плащ и пошла на кухню.
– Надо ее отвлечь, - шепнул мне Алешка, - чтобы про книжки не вспомнила.
– Отвлекай, - переложил я на него трудное дело.
Но Алешку трудности не пугают. На кухню он вошел, держась за щеку и морщась, как от кислого.
Мама все еще сердито выкладывала из сумок продукты и ворчала. И тут она увидела Алешкину пантомиму. И вся ее сердитость мгновенно сменилась озабоченностью:
– Что с тобой? Зуб?
– Ухо, - простонал Алексей.
Это он хорошо придумал. В сочетании со звонками, которые мы долго не могли услышать, звучало убедительно.
– Без шапки добегался, - ахнула мама, мгновенно поставив диагноз. - Марш к Френкелю. Собирайся! Живо!
Она покидала продукты в холодильник и взялась за телефон.
Френкель - это бывший мамин одноклассник, который стал очень хорошим и знаменитым ото… отола… ри… В общем, ушным врачом. Ухо, горло, нос - словом. И живет он в нашем доме и в нашем подъезде. И мама беззастенчиво пользуется тем, что в седьмом классе этот ушник был в нее влюблен.
– Яша! - крикнула мама в трубку таким голосом, будто Лешка вообще без уха остался. - Ты дома? - А где же еще, подумал я, если он по телефону отвечает. - Я сейчас своего младшего к тебе приведу. По-моему, у него отит! Спасибо! Бегу!
Она сорвала с вешалки старую папину ушанку, нахлобучила ее Лешке на голову и завязала тесемки. Алешка взвыл. Но мама уже тащила его на лестничную площадку и вызывала лифт. Я с интересом последовал за ними.
– Ма! - вопил Алешка, пытаясь содрать шапку. - Уже все прошло! Я пошутил.
– С ушами не шутят! - сказала мама, затаскивая его в лифт.
Яков Ильич был страшен - в белом халате, в белой шапочке и с круглым блестящим зеркалом на лбу.
– Ну-с, молодой человек, прошу, - и он величественно показал Алешке на кресло. - Нервных просим удалиться, - сказал он нам с мамой.
– Мы не нервные, - поспешила мама. - Мы - сочувствующие.
А сочувствовать было чему. Маленький Алешка съежился в громадном врачебном кресле и с ужасом смотрел, как Яков Ильич выбирает из кучи блестящих инструментов самую большую воронку. Мама даже зажмурилась.
– Снимайте головной убор, юноша.
– Не снимается, - отчаянно пролепетал Алешка. - Узел навечно затянулся.
– В нашем мире ничего нет вечного, - рассудительно ответил Яков Ильич и разрезал тесемки устрашающими ножницами. Такими только уши обрезать.
Потом он вставил воронку узким концом Лешке в ухо и пустил туда «зайчика» своим зеркалом. И долго в Алешкино ухо смотрел. Вытащил воронку, бросил ее в продолговатый тазик, взял себя за подбородок и сказал:
– Да-с… Если бы у меня были такие уши…
Мы с мамой замерли в ожидании самого ужасного. Сейчас он скажет: я бы их отрезал вот этими ножницами и выбросил бы в мусоропровод. И он продолжил как-то грустно-мечтательно:
– Да-с… Если бы у меня были такие уши, я стал бы самым счастливым человеком.
Не много же ему для счастья надо.
– Да-с… Если бы у меня были такие уши, как бы я их берег! Как бы я их мыл, мыл и мыл! - И грозно уставился на Алешку: - Признавайся, когда ты мыл уши в последний раз? В первом классе?
– Во втором, - буркнул Алешка. - Когда в бассейн ходили.
Мама покраснела. А я понял, что Алешке сегодня грозит крутая головомойка. Ухомойка, точнее.
– Извини, Яша, - сказала мама. - Мы больше так не будем.
– Надеюсь, - и Яков Ильич улыбнулся: - Заходите, если что…
«Ни за что», - прочитал я в Алешкиных глазах.
Дома мама сказала:
– Не знаю, как там твои уши. И что в них разглядел Яшка, но будешь сидеть дома. Два дня, как миленький.
Нас это вполне устраивало. Уж очень не хотелось попасть Вадику под горячую руку.
– А как же книжки? - спросил меня Алешка, когда мы ложились спать.
– Придумаем что-нибудь.
– Вот ты и придумай, - сказал он, - а с меня хватит. Так еще и к зубному угодишь.
Тут мы услышали, что наконец-то пришел с работы папа, и живо уткнулись носами в подушки.
– Что так долго? - спросила его мама.
– Оперативное совещание. В городе участились угоны машин. Наш отдел подключили к розыску.
– А Интерпол тут при чем? - удивилась мама.
Папа засмеялся вполголоса, чтобы нас не разбудить:
– Наверное, потому, что угоняют иномарки.
И они ушли на кухню.
– Интересно? - спросил меня Алешка.
– Очень интересно, - согласился я.
Утром я придумал, как выручить мамины расчетные книжки без опасности для нас. Мой план основывался на том, что наши родители никогда принципиально не обращали внимания на расклеенные по подъездам всякие объявления.
Я выдрал из тетрадки несколько листков и черным маркером крупно написал: «Нашедшего расчетные книжки просим опустить в почтовый ящик кв. 40». Потом подумал и добавил зачем-то: «Вознаграждение гарантируется».
Когда родители разошлись по своим делам, я расклеил объявления по дому. И мы стали ждать результата. Поминутно заглядывая в почтовый ящик.
Результата долго не было. А потом он получился. Но вовсе не такой, на который мы рассчитывали. Когда нам надоело ждать и волноваться, я решил проверить объявления - на месте они или уже нет? Любителей срывать чужие объявления всегда хватает. Я сам из их числа.
Они были на месте. И поверх моего черного маркера было написано красным: «Фиг вам! Сами придете!»
Я сорвал все объявления и выбросил на помойку.
Что ж, придется идти в подземное логово Вадика.
– Завтра пойдем, - сказал Алешка. - Как раз мой домашний арест кончается.
– Это ты плоховато придумал, - возразил я. - Я один пойду.
