— Я сам и фрау Далинг.
— Вот как. Ну-ну.
Нижняя губа у него выпятилась вперед, как будто ему не понравилось то, что он услышал.
— Откровенно говоря, не понимаю я некоторых родителей. Производят на свет детей, чтобы они потом целыми днями были предоставлены сами себе и сиднем сидели перед телевизором или компьютером.
— Я не сижу весь день перед…
— Или разрешают малышам везде бегать без всякого присмотра. Если хочешь знать мое мнение, то пусть этот Мистер 2000 всех их проучит!
— Мама не разрешает мне…
— Если бы похищенные дети не таскались одни по большому городу, никто бы не смог увести их с собой! Но это только мое мнение, не в обиду никому будь сказано.
Теперь я все-таки уже по-настоящему рассердился, но вместо того, чтобы что-то возразить, просто кивнул. Надо было защитить маму, но этот дурак меня все равно не слушал. Его бледное лицо налилось розовым и стало похоже на губку, которая лежит у нас в ванной. Если я сейчас что-нибудь скажу, Маррак, конечно, только заругается еще больше, а потом, когда успокоится, еще попросит меня, чего доброго, помочь тащить мешок.
— Мне надо идти, — сказал я.
— Мне тоже, — сказал он и взвалил, наконец, мешок с бельем на плечо.
— Хорошего дня!
— Вам тоже.
Еще чего! Как же, жди! Последние ступеньки перед третьим этажом я преодолел одним прыжком. А когда входил в квартиру, то услышал, как Маррак, кряхтя, поднимается дальше вверх по лестнице.
— Проклятый шестой этаж, — тихонько ругался он. — Если перееду, то только в дом с лифтом!
«Сам виноват, — подумал я. — Мог бы купить себе стиральную машину, жадина!»
Едва я оказался в квартире, как скука продолжилась точно с того места, на котором остановилась.
Я уселся в размышлительное кресло.
Полистал словарь и выучил три новых слова.
Посмотрел в окно и задремал.
Забыл три новых слова.
Пошел на кухню и попил еще сока.
Поел еще мюсли.
Вымыл стакан, миску из-под мюсли и ложку.
Мой взгляд упал на мусорное ведро. Пакет в нем был полон до краев — ну хоть что-то! Если сначала отнести мусор во двор, а потом пописать в дневник, вторая половина дня пройдет гораздо быстрее.
Значит, снова вниз.
Мусорные контейнеры стоят на заднем дворе, вдоль стены соседнего дома. На задний двор ведет дверь из двух створок, и за одну из них надо сильно-сильно тянуть, чтобы открыть, потому что ее уже несколько недель заедает. Может, из-за ржавчины или еще чего-то. А другая половина вообще просто не открывается. Моммсен давно уже должен ее починить, потому что становится только хуже, но ему, наверно, вместо этого больше нравится поддавать. Даже водитель мусоровоза уже жаловался. Я дергал и дергал эту противную дверь, пока она не приоткрылась настолько, что я смог протиснуться в щель вместе с мусорным пакетом — и тут же попал Моммсену прямо в руки. Он был вооружен большой метлой и маленьким жестяным совком. Поддатый или нет, по вторникам он подметает двор, вспомнилось мне.
— Здрасте, герр Моммсен, — сказал я.
Он немного покачался и вытаращил на меня глаза.
— Ты кто?
— Рико Доретти. Третий этаж.
— Я знаю, — сказал он. — Ты что, думаешь, я тупой, или как?
Ну вообще!
Я не стал отвечать, а вместо этого придержал ему дверь, изо всех сил открыв ее как можно шире. Он медленно протискивался мимо меня и смотрел мне при этом прямо в лицо. Глаза у него были такие мутные, как будто кто-то пролил в них молоко.
— Не могли бы вы наконец починить дверь, — сказал я.
— Пойди поиграй! — рявкнул он.
— Ладно, пойду. Хорошего вам дня!
— Хороший — это не про меня.
Дверь закрывалась за ним со скрипом, не торопясь, как в замедленной съемке. Я покачал головой, подошел к контейнеру, откинул тяжелую черную крышку и бросил туда пакет с мусором. И тут я увидел его: посреди грязных, вонючих отбросов лежал маленький ярко-красный самолетик.
Я посмотрел вверх, в небо, как я уже делал, когда нашел макаронину. На небе собирались темные облака, потихоньку закрывавшие солнце. На самом верху, в саду на крыше у РБ, на перилах сверкнул последний солнечный луч. Я снова посмотрел вниз. Маленький самолетик мог приземлиться здесь только одним способом: наверно, незаметно отцепился от рубашки Оскара, когда он вчера стоял там, наверху, и качался, чтобы доказать мне, что он не боится. Самолетик штопором упал во двор, кто-то поднял его и выбросил, наверно, как раз поддатый Моммсен.
Я встал на цыпочки и принялся выуживать самолетик-находку из контейнера, стараясь не запачкаться. Получилось не сразу, но в конце концов я подцепил его и смог получше рассмотреть. Никакой грязи на нем не было. Я постучал по обломанному концу крыла, потом положил значок в карман брюк и ухмыльнулся. Оскар безумно обрадуется, когда я возвращу ему его вещицу! Он ее наверняка уже ищет.
Потом опять наверх на третий, где меня уже ждал дневник. Сейчас я предвкушаю замечательный вечер с фрау Далинг и ленивчиками! Для этого мне, конечно, придется снова подниматься наверх, а потом снова спускаться вниз.
Ой-ей-ей-ей-ей-ей-ей!
Уже почти среда. Спецвыпуск новостей
Примерно десять минут назад обе руки Микки-Мауса показывали на двенадцать. Так что сейчас уже за полночь. В заднем доме только что пошевелилась огромная темная-претемная тень, я в этом совершенно уверен. Поэтому я переехал из моей комнаты в гостиную, в размышлительное кресло.
Все лампы включены, но даже если бы они были выключены, луны в окне не видно. Снаружи непроглядная ночь. Порывы ветра шевелят ветки деревьев, шуршат листьями и бросают моросящий дождь в стекла.
Я взял с собой одеяло и накрыл им ноги. Я сижу перед компьютером и печатаю мой дневник. Нужно сразу записать, что произошло сегодня вечером, иначе я совершенно точно не смогу заснуть. И мне нужно разработать план.
Если б я только мог думать быстрее!
Фрау Далинг ни о чем не знает.
Если позвонить маме, она только встревожится.
Мне не на кого надеяться, кроме как на себя.
Мне очень-очень страшно.
* * *
Незадолго до полвосьмого я пошел наверх. Не хотелось пропускать «Вечернее обозрение». Ну хорошо, на самом-то деле мне не хотелось пропустить ленивчики, но — «Вечернее обозрение» звучит не так прожорливо.
Я нажал на звонок у двери фрау Далинг. Никакого ответа. Я прижал ухо к двери и внимательно прислушался. Ничего. Тут я вспомнил: фрау Далинг и я видимся почти исключительно по субботам, когда у нее выходной, и я совсем забыл, что на неделе она работает до восьми. Ее и не может быть дома. Наверно, сейчас она еще стоит за прилавком в мясном отделе и нарезает последние шницели. Иногда я все-таки такой балда!
