Книга Искушение искушенных, страница 15. Автор книги Жюльетта Бенцони

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Искушение искушенных»

Cтраница 15

Иоанну Цимисесу было около тридцати пяти лет. Он был не слишком высок, но никто этого не замечал, настолько он был красив и хорошо сложен. О его силе ходили легенды; в отличие от дяди, он любил роскошь и наслаждения.

Понятно, что рядом с таким человеком толстый и старый Никифор выглядел бледно, поэтому императрица без долгих колебаний расставила силки для красавца-племянника. Ей без труда удалось покорить молодого полководца: в искусстве обольщения она не знала себе равных, и чарам ее никто не мог противостоять.

Однако с радостями взаимной любви пришлось повременить, поскольку сразу же после венчания на Никифора и Теофанию обрушились неприятности. И первым выступил против них почтенный старец Афанасий, который возвел монастырь на горе Афон. Когда-то базилевс, преисполненный мистической веры, обещал присоединиться к Афанасию, и тот нетерпеливо ожидал столь знатного послушника. Получив известие о свадьбе, монах проникся святым гневом и, оставив духовных чад, явился в Константинополь, чтобы повидаться с новым императором.

– Вот чего стоят твои священные обеты! Ты должен был прославить нашу веру, превзойдя тем самым даже воинскую славу твою! И где же я тебя нахожу? В роскошном дворце, под гнетом золота и драгоценностей, в объятиях порочной и злонравной женщины! Как мог ты пасть столь низко? В кого ты превратился, Никифор?

Стоявший перед золотым троном монах еще долго изливал свою яростную скорбь, а император, опустив голову от стыда, не смел возразить ему ни единым словом.

– Мог ли я поступить иначе, Афанасий? – выдавил он наконец.

– Разве для спасения души своей женился ты на Теофании? Ты должен был гнать одну лишь мысль о подобном кощунстве! Разве ты не знаешь, что вдовец и вдовица не имеют права сочетаться браком? Сие запрещено законами нашей Церкви!

– Но без этого нельзя было обойтись, – пробормотал Фока, – ведь она императрица-регентша, мать юных императоров. Если бы я удалил ее, меня могли бы обвинить в узурпации власти…

На тощем и длинном лице Афанасия появилась гримаса отвращения. Седая борода, клочковатые брови и нечесаные космы волос придавали ему диковатый вид, а горящий фанатичной верой взор еще более усиливал это впечатление.

– Какими разумными доводами умеют мужчины прикрывать свое желание затащить женщину в постель! Готов биться об заклад, что, если бы базилисса была уродлива или просто стара, ты нашел бы столь же прекрасный предлог, дабы избавиться от нее. Но всей империи известно, какую преступную страсть внушила тебе эта Теофания. О ваших шашнях судачат на всех перекрестках…

В надежде остановить этот поток оскорблений и упреков, Никифор встал с трона и подошел к своему старому другу, протягивая руки в знак примирения.

– Все это пустые сплетни! Действительно, на какое-то время я подпал под власть ее чар, но быстро в том раскаялся. Прошу тебя верить мне, Афанасий! Никогда более я не взойду к ней на ложе, мы будем жить как брат и сестра…

– Этого недостаточно, – промолвил непреклонный монах. – Ты поклялся стать слугой Господа…

– И я сдержу свое обещание! Как только маленькие императоры достигнут того возраста, когда смогут править, я сложу с себя власть, клянусь тебе! И приму послушание в твоем афонском монастыре.

Возможно, Афанасий не слишком-то поверил в чистосердечие императора – особенно в его обещание жить отныне с обольстительной Теофаний словно брат и сестра. Но монах счел за лучшее не показывать этого, а роскошные подарки монастырю окончательно склонили его к большей терпимости. Поэтому он удалился на свою гору в довольно мирном расположении духа.

Чрезвычайно обрадованный, Никифор решил, что теперь примирение с Церковью не вызовет затруднений, хотя это было делом нелегким: обряды ее отличались типично византийской изощренностью – далеко не каждый был способен разобраться в подобных хитросплетениях. Однако когда новоиспеченный базилевс явился в собор Святой Софии, чтобы получить святое причастие, патриарх Полуэкт преградил ему путь, объявив, что женитьбой своей он совершил смертный грех, в котором должен теперь покаяться. Удар был нанесен исподтишка, однако цели своей достиг.

В покоях Теофании все предвещало бурю. Никифор, упав ничком на низкую тахту и закрыв ладонями лицо, являл собой живую картину беспримерного отчаяния. Теофания стояла у окна, выходящего на террасу, откуда открывался великолепный вид на Золотой Рог и мачты бесчисленных кораблей. Скрестив руки на груди, императрица мрачно всматривалась в голубые волны залива.

– Так вот каков могущественный базилевс? – произнесла она наконец с невыразимым презрением, которое не ускользнуло от несчастного супруга. – Я вижу перед собой испуганного мальчика, который проливает слезы из-за анафемы выжившего из ума старика! Хорош защитник для Византии и для меня!

– Я не могу, не могу вступить в открытую схватку с Церковью! Постарайся понять меня, Теофания. Я люблю тебя, ты же знаешь, люблю безмерно, но есть предел и моим возможностям! Я не в состоянии жить вне лона Церкви…

– Ты предпочитаешь жить без меня?

Никифор, отняв руки от лица, взглянул на нее с такой печалью, что на мгновение в ее сердце шевельнулась жалость.

– Ты же знаешь, что нет. Этого я тоже не могу…

Между тем дела шли все хуже и хуже. У Полуэкта появились новые, очень серьезные доводы, чтобы с полным правом подвергнуть анафеме их брак. Никифор был крестным отцом одной из дочерей Теофании, и такое духовное родство считалось столь близким, что супружество приравнивалось к кровосмешению. Едва узнав об этом, Полуэкт стал метать громы и молнии. Каждый день он произносил страстные проповеди в соборе Святой Софии, обличая преступную чету и призывая на нее проклятие небес. В конце концов патриарх холодно объявил Никифору, что выбор за ним – либо он расторгнет брак с Теофанией, либо вся подвластная ему империя будет подвергнута интердикту, а сам он отлучен от Церкви на веки вечные.

Сообщив эту новость Теофании, император уронил голову ей на плечо и зарыдал, как дитя. Но молодая женщина вырвалась из его объятий и, подойдя к своему ложу, ударила в гонг золотым молоточком. Никифор вздрогнул от неожиданности.

– Что ты собираешься делать?

– Сейчас увидишь… Я не позволю этому безумному попу свергнуть меня с престола.

Явившаяся на звук гонга служанка простерлась у ног императрицы.

– Этот человек здесь? – спросила Теофания.

– Да, госпожа.

– Пусть войдет!

Через секунду в дверях возник благообразный священник – в богатом одеянии, с холеной черной бородой. Он склонился в почтительном поклоне перед императорской четой, и Никифор узнал его – этот дьякон состоял при часовне Священного дворца и наряду с десятком других совершал там богослужения.

– Ты его помнишь? – обратилась Теофания к своему супругу.

– Я не раз видел его…

– Не сомневаюсь. Зовут его Теофил, и он участвовал в той церемонии крещения, где ты якобы был крестным отцом…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация