Когда же в 1679 году Анна-Женевьева умерла, всего за несколько месяцев до кончины Франсуа, тот на мгновение забыл про ненависть и вспомнил некогда посланное ему письмо, где она говорила со всем пылом страсти: «Я и в смерти буду принадлежать вам…» Ей было суждено уйти первой, оставив его среди живых лишь на короткое время. Что осталось от мимолетной связи с герцогом де Немуром после стольких лет? Быть может, она все-таки сдержала свое обещание? Герцогу де Ларошфуко хотелось так думать.
Версальские отравительницы
(Мадам де Монтеспан)
(1675 год)
Дороги Фландрии были разбиты телегами, растоптаны войсками и размыты бесконечными дождями, поэтому из-под колес кареты летели только камни и грязь – от песка и пыли ничего не осталось. Но маркиза де Бренвилье стоически сносила все неудобства пути и порой даже забывала о них. Ибо сердце ее терзалось страхом и яростью при мысли, что она должна бежать отовсюду при первом же сигнале тревоги, спасаясь от нависшей над ней грозной опасности.
Маркиза была молода, красива и все еще богата – тем не менее за последние три года ей пришлось жить, как затравленному зверю. Три бесконечных года миновало с того злополучного дня 31 июля 1672 года, когда ее любовник шевалье де Сен-Круа, безжалостный убийца и отравитель, скончался в своем кресле от банального сердечного приступа, словно простой галантерейщик! Эта смерть глубоко потрясла маркизу; более того, она перевернула всю ее жизнь.
Нет, мадам де Бренвилье вовсе не испытывала к Сен-Круа такой великой любви, как прежде. Некогда она и в самом деле обожала его, однако приятных в постели мужчин найти нетрудно. Но Сен-Круа был больше чем любовником – он был сообщником, домашним демоном, точным отражением ее собственной черной души… Кроме того, их связывала цепь мертвецов. Во-первых, это были те, на ком они испытывали свои смертельные отвары, – несчастные бедняки, приходившие за помощью в Ратушу, для которых мадам де Бренвилье с ее пирожными, вареньями и фруктовыми компотами была земным воплощением ангела милосердия. Но их признательные улыбки быстро сменялись гримасами агонии – и они умирали, не успев даже произнести молитву.
Во-вторых, была крупная дичь – та самая, ради которой любовники, собственно, и занимались своим ремеслом: сначала гражданский советник Дре д'Обре, отец маркизы, суровый ворчливый старик, бесстыдно цеплявшийся за жизнь, а затем оба его сына, чье неуместное присутствие наносило явный урон наследству. С их смертью мадам де Бренвилье вошла во вкус, ибо этот способ избавляться от ненужных людей оказался чрезвычайно простым и радикальным. Воспитатель маленьких Бренвилье Брианкур едва не поплатился жизнью за подобное открытие, однако ему повезло: маркиза предпочла заткнуть юноше рот и связать руки, сделав своим любовником. Затем новоявленная Локуста обратила свой взор на другие помехи на пути к богатству и процветанию – сестру и невестку. Однако Сен-Круа ее не поддержал: он начал уставать, и его охватил страх, переросший в настоящую панику, когда прекрасная маркиза решила выйти за него замуж, предложив для этого отравить своего супруга.
Любовь Сен-Круа давно умерла, и он вовсе не желал иметь такую чудовищную жену. Ему пришлось спасать несчастного мужа, который оставался единственным заслоном между ним и ужасным брачным союзом: он давал Бренвилье противоядие по мере того, как маркиза пичкала своего благоверного ядом. А затем Сен-Круа внезапно умер в собственной аптеке в тупике Мобер, и, поскольку он по уши залез в долги, судейские чиновники опечатали его жилище. Именно они и нашли в потайном кабинете красную шкатулку вместе с письмом, составленным в форме завещания.
«Смиренно умоляю тех, кому попадет в руки эта шкатулка, оказать мне услугу и вручить ее госпоже маркизе де Бренвилье, проживающей на улице Нёв-Сен-Поль. Содержимое этой шкатулки принадлежит ей одной и только для нее является ценностью, тогда как для всех прочих людей никакого интереса не представляет. В случае же, если означенная госпожа де Бренвилье умрет прежде меня, сжечь эту шкатулку целиком, не раскрывая ее и не заглядывая внутрь. Дабы не совершилось сие по неведению, оставляю это письмо и клянусь обожаемым господом нашим и всеми святыми, что таково мое последнее желание и такова моя последняя воля. Если же кто поступит вопреки изложенному выше, то погубит душу свою навеки. Писано в Париже, двадцать пятого мая, пополудни. Подпись: Сен-Круа»…
Ах, эта шкатулка! Проклятая шкатулка, которую Сен-Круа при жизни не хотел отдавать любовнице, видя в ней самую надежную свою защиту. Именно из-за этого жалкого деревянного ларца обрушились на маркизу все ужасы и кошмары, пережитые после смерти любовника! Мадам де Бренвилье сделала все, чтобы раздобыть шкатулку, которая таила в себе ее гибель, поскольку в ней содержались весьма откровенные письма, склянки с ядом и долговые расписки. Но усилия ее оказались тщетными: ей не только не отдали злополучный ларец, но раскрыли его и изучили содержимое. Вследствие этого был арестован и подвергнут пыткам подручный маркизы по имени Ла Шосе – разбойник, убийца и отравитель, которого она возвысила до положения любовника, ибо не знала другого средства привязать к себе мужчину. Мадам де Бренвилье едва успела бежать.
Миниатюрная и изящная маркиза с невинными голубыми глазами, напоминавшая сложением девочку-подростка, перебралась в Англию. Там она и узнала о том, что Ла Шосе колесовали, а ее приговорили к смертной казни как сообщницу. Охваченная ужасом, мадам де Бренвилье вновь обратилась в бегство и добралась до берегов Фландрии на жалкой рыбачьей лодке. Море было таким бурным, что в пути ей много раз казалось, что пришел ее смертный час. Во Фландрии же бушевала война, и, подобно уносимой ураганом птице, она металась из города в город, побывав в Антверпене, Брюсселе, Камбре, Валансьене и, наконец, задержалась в Льеже. Ей оставалось уповать только на неприкосновенность святого убежища, и она устремилась в монастырь урсулинок.
Лишь когда тяжелые ворота захлопнулись за ней, она вздохнула спокойно: с безумной гонкой было покончено. Никто не явится за ней сюда, в обитель святых сестер, ибо у этого порога кончалась власть мужчин с их правосудием. Надо было только оставаться в этих стенах до тех пор, пока о ней не забудут, пока скандал не утихнет и не утомятся ее враги. А пока она была в безопасности – по крайней мере, так ей казалось…
Впрочем, мадам де Бренвилье действительно никто не тревожил вплоть до февральского дня 1676 года, когда сестра-привратница постучалась к ней в келью, чтобы сообщить о неожиданном визите:
– С вами желает поговорить аббат Дюваль, мадам.
Маркиза широко открыла глаза.
– Аббат Дюваль? Кто он такой?
– Не знаю. Он сказал, что приехал из Франции с новостями для вас. Больше он ничего не пожелал объяснить. Он будет говорить только с вами.
Новости из Франции! Маркиза давно терзалась тем, что не имеет оттуда никаких известий. Но все это было так неожиданно… Впрочем, поскольку речь шла об аббате, ей нечего было опасаться. Накинув на плечи шелковую шаль, она последовала за сестрой-привратницей в приемную.
Аббат ждал ее, расхаживая по комнате и держа шляпу в руке. Мадам де Бренвилье, сохранившая все навыки опытной кокетки, с удовлетворением отметила, что он молод, хорошо сложен и довольно красив, невзирая на свою сутану. Они обменялись церемонными поклонами, и сестра-привратница скромно удалилась, оставив их одних.
