— А блюдо врубелевское он как вынес? — спросил Венечка.
— Блюдо-то? Он мог его и на пузо прицепить, поскольку это был единственный предмет, который не влезал в мусоропровод. Причем схитрил: от двери к шкафам в грязных туфлях ходил, а к мусоропроводу на кухню в одних носках бегал. Потому в прихожей и было так натоптано. Ну что, верно я говорю? — Ромка посмотрел на Арину.
Девушка улыбнулась:
— Абсолютно.
Тогда Ромка горделиво оглядел собравшихся:
— Ну, а потом Георгий другим ключиком воспользовался, своего соседа-мусорщика, и в красной куртке своей жены вывез часть мусора с чашками и блюдцами.
— Это мы уже знаем, — сказала Лешка. — Арина, а зачем Галина ездила в Питер?
— Ей там какую-то замечательную работу предложили, но она раньше времени не хотела об этом никому говорить. Из суеверия, наверное, боялась, что не получится.
— А все-таки, зачем Георгий у меня Банга забрал? — наморщив лоб, спросил Венечка. — Он же тогда еще не знал, сколько он стоит. И не верю я, что он хотел вам сюрприз устроить.
Вместо Арины ответил Ромка:
— Чтобы к Матвею Юрьевичу подольститься и еще что-нибудь стырить. Кепку, гад, надел, как у Володи, окна задние заклеил, очки подобрал, чтобы и его тоже, как и Галину, подставить.
— Не подбирал он очки. У Георгия близорукость, и за рулем он обязан быть в них, — возразила Арина.
— Ну, это уже детали. Накладка была вот в чем: в момент кражи Федор оказался в швейцарской клинике, его сын поехал за ним, и Георгию пришлось ждать их возвращения. Не учел он и того, что собаку, особенно такую большую, трудно спрятать. И что за ней нужно ухаживать и хорошо кормить, и тратить на это немало денежек. Короче, увез он из деревни Банга на дачу своей бывшей жены — ключи-то от нее у него оставались, как и от гаража, — изредка туда наведывался и, корчась от жадности, покупал ему кое-какие продукты. Потом соседка появилась, и он переправил его куда-то еще. А затем в Воронеж повез, потому что в Москве продавать не решился. Может быть, о питомнике в Придонском ему «дедушки» рассказали, потому как их ротвейлер, небось, там куплен. Но собаки дорогу плохо переносят, а от голода да после житья в деревне Банг захирел совсем, и видок у него еще тот стал. Вот его никто и не купил.
— Может быть, ты напрасно передумал детективы писать? — сказал Венечка. — Повесть бы у тебя занимательной получилась.
— Напишу, успею. А сейчас у меня и поважнее дела есть. — Ромка прошел в другую комнату и осторожно подсунул под стекло позаимствованную оттуда фотографию Арины с ее друзьями.
А вслед за тем раздался звонок в дверь. Арина пошла открывать и вернулась в комнату со своим отцом.
— Здрасьте, Матвей Юрьевич! — воскликнул Ромка.
— Как ваше здоровье? — вежливо поинтересовался Венечка, несколько разочарованный тем, что Аринин отец не привел с собой Банга.
— Спасибо, хорошо.
Матвей Юрьевич подсел к столу. В руках у него была какая-то плетеная корзинка. Должно быть, фрукты, подумала Лешка и налила ему чаю.
— Благодарствую, — кивнул Матвей Юрьевич. Он поднял голову и оглядел присутствующих. — Знаю, что вы помогли найти мой фарфор. За это вам огромное спасибо. Но самое главное — вы отыскали мою собаку. Да-да, об этом я тоже знаю. И хочу вас отблагодарить. Не знаю, что сделаю для всех троих, об этом я еще подумаю, а вот для одного из вас у меня есть подарок.
Матвей Юрьевич поставил корзинку на стул, и друзья услышали какой-то писк. Он откинул крышку, все трое заглянули внутрь и обомлели. На дне корзинки сидел трогательный щенок немецкого дога, белый с черными пятнами и маленьким черным ушком. Задрав мордочку, он потянулся розовым носиком вверх и громко зевнул, обнажив темное небо.
Аринин отец достал щенка из корзинки и преподнес его Венечке:
— Бери. Ему всего месяц.
— Спасибо. — Мальчик поднял на Матвея Юрьевича восхищенные глаза, прижал к себе крошечное тельце и прошептал: — Дожинька мой!
— Это алиментный щенок, самый лучший из помета. Надеюсь, впоследствии он завоюет призов не меньше, чем его отец. А ты к тому времени подрастешь и сможешь с ним на выставки ездить. Доволен?
Венечка только кивнул. От неожиданного счастья он не мог найти нужных слов. А вот Ромка редко терял свое красноречие.
— Эй, люди, гляньте, а из всех нас один Темка неособаченным остался, — подметил он. — Ну ничего, вернется из своей Англии — и ему кого-нибудь подберем. Да, Лешка?
