Но лицо старой женщины было бледным, когда-то красивый шелковый халат сильно потерт, а квартира, куда они протиснулись все разом, очень запущена. Из комнаты пахло корвалолом — сердечными каплями.
Женщина пригладила седые волосы, незаметно оправила складки на своем халате и вопросительно посмотрела на вошедших.
— Здравствуйте, Софья Яковлевна, — сказала Эля. — Я к вам из Лос-Анджелеса, от Лидочки с Викой.
— А что? С ними что-нибудь случилось? — Она как-то разом обмякла, схватилась за сердце и, быстро вернувшись в комнату, зашла за большую зеленую ширму. За ширмой стояла кровать, на нее старая женщина и села. — Что с ними? — простонала она.
— Нервы у нее — того, — прошептал Ромка Лешке.
— С ними все в порядке, — поспешила за ней Эля. Она достала из сумки альбом с цветными фотографиями и стала его быстро листать. — Вот, смотрите. Здесь Лидочка у себя дома. А здесь — в кафе. А это Вика в Диснейленде… Я их близкая подруга, в Москве оказалась по делам, потому-то они и попросили меня вас проведать.
— А они? Сами они никак не могут меня повидать? Сколько уж лет их жду — не дождусь.
— Вика скоро приедет. Буквально через несколько дней. Они с Лидой просили передать, что очень вас любят и что тоже за вас волнуются. Впрочем, вы об этом и сами знаете. Но позавчера вы не подошли к телефону, а ваша соседка, которой они тоже позвонили, сказала, что вам плохо было с сердцем. И почему-то Лидочка не смогла до Павла Демидовича дозвониться. Он вас часто навещает?
— Давно не заходили. Зря они волновались, мне уже гораздо лучше, — сказала Софья Яковлевна и повторила: — Гораздо лучше. А если Виконька приедет, то я прямо-таки скакать от счастья стану.
«Сама себя обманывает», — подумала Лешка, глядя на трясущиеся руки и бледное, бескровное лицо старой женщины.
— Может, вам лечь в больницу, пока она не приехала? — заметив состояние старухи, предложила Эля.
— Что ты! — Софья Яковлевна с трудом замахала руками. — Я никак не могу бросить свою Кису. И вообще как можно оставить дом, когда сюда постоянно кто-то приходит? И днем, и ночью. Вот, опять кто-то крадется. Слышите? — И она указала на вторую комнату.
Ромка прислушался. И впрямь там что-то шуршало. Он вскочил и побежал туда. Однако в комнате с довольно убогой обстановкой и старым телевизором «Рубин» на черной подставке никого не было видно. Бросались в глаза большие узлы и картонные коробки, словно хозяйка квартиры замыслила переезд. Он выглянул в окно. Какой-то дряхлый дед вез по асфальту старую тележку с чем-то набитым мешком, и она громко шуршала и противно дребезжала. Вот и объяснение непонятных звуков.
— Это на улице шум, — сказал он, вернувшись в первую комнату.
А Лешка огляделась вокруг и заметила, что со шкафа свесила вниз круглую шерстяную голову с маленькими торчащими вверх ушками большая черная кошка. Она с интересом рассматривала их огромными желтыми глазами. Затем, спрыгнув со шкафа, кошка презрительно оглядела непрошеных гостей и, задрав хвост, вскочила на кровать и с важностью разлеглась на подушке. Очевидно, это ее законное место, так как Софья Яковлевна ласково погладила кошку по спине. А затем протянула руку к тумбочке. На ней стояли многочисленные пузырьки. На блюдечке лежали белые таблетки и два кусочка рафинада.
— Накапай мне на сахар, — попросила она гостью. — Двадцать капель.
Эля взяла в руки пузырек, сосчитала до двадцати и протянула старушке ставший желтым и резко запахший лекарством кусочек сахару. Старушка положила сахар под язык.
— Может быть, вам чай приготовить? Эля вышла в кухню и подошла к холодильнику. Ромка видел такой впервые: приземистый, с округлыми краями, с выпирающей из-за дверцы зеленой резиной. По верху дверцы шла блестящая, золотого цвета, окантовка. К ней прикреплена пластмассовая табличка со старомодными надписями: «ЗИЛ» и «МОСКВА». Причем слово «ЗИЛ» написано серебряными буквами на красном фоне, а «МОСКВА» — на белом. И вокруг этих надписей еще серебряная окантовка. А открывался холодильник с помощью большой железной ручки, которую сначала надо отвести вниз, а потом на себя. Такая ручка у Ромки дома на двери ванной комнаты.
— Когда я была маленькая, такой холодильник имел мой дядя, работник высшей партийной школы. Ужасно модный и невероятно дорогой, самого высшего качества, — отметила Эля. — И, смотрите, до сих пор служит.
— А у нас в почти новом морозилка не морозит, — вдруг вспомнила Лешка.
— Ну, этот-то на совесть сделан.
К сожалению, в сделанном на совесть больше сорока лет назад дефицитном хранилище холода, кроме небольшого кусочка засохшего сыра, абсолютно ничего не обнаружили. Увидев, что Эля открыла холодильник, кошка вскочила с подушки, подошла к женщине и требовательно сказала:
— Мяу.
— Она рыбу просит. Посмотри в морозилке, — услышала из комнаты старуха кошкину просьбу.
В маленькой, заросшей льдом морозильной камере лежали две малюсенькие замороженные кильки. Эля достала их оттуда и показала Софье Яковлевне:
— Это?
— Вот ее мисочка, — ответила хозяйка.
Лешка давно заметила немытую корчажку за ширмой рядом с кроватью старушки и все пыталась сообразить, для чего она предназначена. Для ночного горшка вроде корчажка маловата. А сейчас до нее дошло — это же кошкина посуда. Должно быть, в горшке раньше рос цветок, а возможно даже, в нем что-нибудь запекали в духовке. К его краям присохли остатки каши.
— Вот деньги, — обращаясь к брату с сестрой, сказала Эля. — Сбегайте в магазин, купите сыру, колбасы, творогу. Вы что едите на обед? — спросила она хозяйку. Старая женщина беспомощно оглянулась на свою кошку, словно та знала это лучше нее.
— Когда что. Суп, кашу…
— Понятно. Курицу принесите, — добавила Эля. — Хлеб… Оленька, ты, я надеюсь, и сама сообразишь, что нужно купить.
— Постараюсь, — кивнула Лешка.
— Я с тобой, — выскочил за дверь Ромка.
— Для кошки еду не забудьте, — крикнула им вслед Эля.
— Слушай, как ты думаешь, почему у нее так бедно в доме, раз она наследница Якова Брюса, а родственники ее в Америке живут? Ну ладно, пускай от этого старинного Брюса у нее ничего не осталось, сколько веков с тех пор прошло, но американцы-то должны о ней заботиться? Они ей что, помочь не могут? Зачем тогда звонят и Элю подсылают? — озадаченно выпалил Ромка, когда они вышли на улицу.
Лешка недоуменно пожала плечами.
— Я и сама не пойму. Потом у Эли спросим.
— И почему она все время прислушивается и говорит, что у нее кто-то по квартире ходит?
— Глюки, наверное. Эля же сказала, что у нее, должно быть, уже старческий склероз наступил.
Возвращаясь обратно с покупками, на лестничной площадке у самой двери брат с сестрой столкнулись с женщиной, поспешно выскочившей из соседней квартиры.
