Как ни была Лешка готова к подобной встрече, а все же растерялась. Опешила и Арина.
— Тетя Таня! — только и вымолвила она.
Замешательство на лице женщины в одно мгновение сменилось прежней угодливостью и покорностью судьбе. Она даже стала меньше ростом.
— Я приболела, приехала сюда, — пролепетала тетя Таня. — Это квартира моей дочери.
И все же прежний образ безропотной уборщицы ей возродить не удалось. Она первая это поняла, а потому сухо спросила:
— Что вам угодно?
— Нам угодно забрать у вас чужие картины, — невозмутимо ответил Ромка.
— О чем ты? — женщина изобразила полное непонимание и возмущение.
— А то не знаете? — хмыкнул юный сыщик и распорядился: — Арин, ты позвони, пожалуйста, Павлу Петровичу, а заодно и в милицию, скажи всем, что мы нашли преступницу и надо сделать у нее обыск.
— Какой еще обыск? Вы что, с ума сошли? — тетя Таня попыталась захлопнуть дверь, но Ромка ей помешал, быстро переступив порог.
— Нетушки, меня вам не вытолкнуть!
Что и говорить, по своему весу мальчишка явно превосходил хрупкую женщину.
— Теть Тань, давайте расстанемся по-хорошему, — вмешалась Арина. — Отдайте нам картины, и мы уйдем.
— Нет у меня никаких картин, — отрезала бывшая уборщица.
— Ну что ж.
Не вступая в дальнейшую полемику, Арина вытащила из сумки мобильник и принялась нажимать на его кнопки.
Оксанина мать развернулась и быстрым шагом направилась на кухню. Ромка побежал за ней. А она открыла шкаф, и вдруг в ее руке блеснула склянка. Мальчишка насторожился, но не сразу сообразил, что она собирается делать. А тетя Таня извлекла откуда-то цветной холст и плеснула на него из пузырька. Краски расплылись, рисунок стал таять на Ромкиных глазах.
— Вы что делаете? — закричал он, хватая ее за руку.
Вырвавшись, женщина схватила огромный кухонный нож и стала кромсать им полотно.
— Вы с ума сошли! — Ромка снова попытался ухватите ее за руку, но вместо того схватился за нож, его пронзила острая боль, и в ту же секунду он пожалел об этом, так как понял, что уничтоженный только что холст — всего-навсего хорошо ему знакомая копия второй картины Полянской. Но было уже поздно. Острое лезвие рассекло его ладонь. Алая кровь быстро закапала на пол.
Вбежавшую на кухню Лешку при виде крови обуял ужас.
— Рома, что с тобой, ты ранен?!
А тетя Таня продолжала размахивать окровавленным ножом, наступая на ее брата. Не хватало еще, чтобы она его убила!
Подбежав сзади, Лешка со всей силы пнула женщину под коленку, и та, потеряв равновесие, наткнулась на газовую плиту. Кастрюли и сковородки посыпались вниз, их содержимое заляпало пол. Оксанина мать неловко оперлась о плиту рукой с зажатым в ней ножом, но на месте не удержалась, и нож вонзился ей в плечо. Брызнула и полилась кровь, причем куда сильнее, чем из Ромкиной ладони. Все это произошло в какое-то мгновение. Арина, вбежав на кухню следом за Лешкой, остолбенела.
— Что случилось? Кто ударил ее ножом?
— Она сама на него напоролась, — сказал Ромка. — Наверное, ей нужна «Скорая». А милицию ты вызвала?
— Пока нет. Я позвонила Павлу и Володе, сейчас они будут здесь. — И девушка принялась набирать номер «Скорой помощи».
Лешка перевела глаза на изрезанную, расплывшуюся, закапанную кровью картину.
— Это копия, — несмотря на свое трагическое состояние, Ромка хихикнул и приблизился к тете Тане. Женщина, вмиг превратившаяся в старуху, сидела на стуле, окровавленными руками держалась за свое плечо и смотрела прямо перед собой ничего не видящими глазами. — Скажите нам, где первая картина, и мы не будем вызывать милицию. Арин, подтверди.
— Не будем, — нерешительно кивнула девушка.
— А иначе вас в тюрьму посадят, у вас виза пропадет и вы никуда не уедете, — гнул свое Ромка.
То ли Оксанину мать проняло, то ли у нее не осталось больше сил, но она слабым жестом указала на старую хозяйственную сумку в углу за дверью. Лешка подтащила ее к себе — в сумке лежала картошка. Она бы сроду не догадалась здесь ничего искать.
— На дне посмотри, — нетерпеливо крикнул Ромка.
Лешка вытряхнула клубни прямо на пол. Они довершили картину разгрома кухни.
На дне сумки лежал обернутый в бумагу тщательно скатанный холст. Левой рукой Ромка отогнул бумагу, но., побоявшись запачкать ее кровью, продолжавшей течь из его рассеченной ладони, сказал сестре:
— Проверь.
Лешка развернула холст. Всходящее солнце отражалось от окон верхних этажей небоскребов. Это был Софьин «Восход».
— Та самая, — обрадовалась она, снова свернула картину, отнесла ее на тумбочку в прихожей и вернулась на кухню.
Арина увидела рассеченную ножом Ромкину ладонь.
— Мне кажется, тебе придется накладывать швы.
— Не надо! — завопил он.
— Дождемся «Скорой», там будет видно. — Она взглянула на часы. — Ждать недолго осталось.
Однако самым первым в квартиру влетел Павел Петрович, за ним — Володя, а уж потом появилась «Скорая помощь».
— Что здесь произошло? — с подозрением обводя глазами картину недавней битвы, спросил пожилой мужчина-врач.
— Моя сотрудница каким-то образом наткнулась на нож, — ответил Павел Петрович. — Так ведь, Татьяна Яковлевна?
Тетя Таня, кивнув, встала со стула, покачнулась и чуть не упала. Люди в белых халатах подхватили ее под руки. Лешка оглянулась вокруг. На стуле была кровь, на плите была кровь, на столе была кровь, на полу была кровь. Кровь была везде, она никогда не видела столько крови сразу. Ее затошнило, и она медленно осела на пол.
Девочка пришла в себя, почувствовав резкий запах нашатыря, и тут же услышала бодрый и, несмотря ни на что, радостный голос своего брата:
— Лешк, очнись. Дело-то наше закончено. Или окончено, как правильно сказать?
— Закончено, — ответила она и снова закрыла глаза.
Эпилог
Лешка вышла из школы и посмотрела по сторонам, ища глазами брата. Его нигде не было. Зато к ней подскочил Славка.
— А где Ромка?
— Не знаю, сама ищу. Погоди, сейчас у Наташки Тихоновой спрошу.
Расфуфыренная Наташка, задрав, как всегда, нос, плыла мимо.
— Наташа, — робко окликнула ее Лешка, — ты Рому не видела?
— У нас на последнем уроке изложение было, а он со справкой, его отпустили.
— Значит, он дома, — успокоилась Лешка.
Так оно и было. Ромка возлежал на ее диване, сжимая в левой руке телефонную трубку.
— Мне снова крупно повезло! — захлебываясь от восторга, вещал он, как Лешка поняла, Венечке. — Потерпел немножко, когда мне швы в травмпункте накладывали, зато теперь писать не могу, значит, от всяких там контрольных, изложений и сочинений надолго освобожден. И уроки письменные могу не делать. Когда еще такое счастье выпадет? Экзамены? Да что мне экзамены! Подумаешь, к ним я только так подготовлюсь. Теперь-то у меня навалом свободного времени. А Лешка мне не верила, что я из любой ситуации вывернусь, — подколол он вошедшую в комнату сестру. — Жаль, что я у нее ничего не выспорил.
