Так сложилось, что к началу этого лета развалилась наша бригада, а нового дела я так себе и не нашел. «Ничего, — думал я, — со мной такое в жизни случалось.»
И вот, однажды, в солнечный, жаркий день брел я из магазина с двумя пакетами кефира и хлебом. Зашел в подъезд, начал подниматься по лестнице на свои четвертый этаж (я никогда лифтом не пользуюсь, чтобы поддерживать себя в форме), как услышал телефонный звонок. Звонок у моего телефона громкий, даже сквозь входную дверь слышен. Я чуть прибавил ходу, и когда снял трубку, услышал знакомый голос:
— Приветствую, Валентин Макарович! — Это был генерал Волков.
— Добрый день, Борис Андреевич! — ответил я. — Какими судьбами, какими делами?
— Правильно догадываешься, что без дела я бы тебе не позвонил, — рассмеялся генерал. — Не возражаешь, если подъеду в ближайший час?
— Ну, если генерал к полковнику едет, значит, дело и впрямь серьезное, — в тон ему, шутливо, ответил я.
— Серьезней некуда! — заверил генерал. — Правда, ты в жизни не догадаешься, что за дело такое.
— Ох, заинтриговали, Борис Андреевич! — сказал я.
— Заинтриговал? Тогда жди.
Интересно, что за дело возникло? И зачем я понадобился? Ну, чего гадать, скоро все узнаю.
В ожидании генерала я кофеварку зарядил, печенье достал. Надо же хоть как-то его угостить.
Через некоторое время возле подъезда тормознула черная машина, и из нее выбрался генерал Волков. Я пошел встречать его у входа.
Когда генерал вышел из лифта, я отметил про себя, что он практически не изменился. Разве что седины прибавилось.
— Ну, здравствуй, Валентин!.. — он протянул мне руку.
— Здравствуйте, Борис Андреич, — ответил я, обмениваясь с ним рукопожатием.
Он вошел в квартиру, оглядел меня, прищурившись:
— А ты все таким же молодцом!
— Стараюсь, товарищ генерал!
— Да уж, ты всегда был старательным… Так давай сядем, поговорим, что ли?
— Прошу, Борис Андреич. Я и кофе сварил…
Мы с ним уселись в комнате, за низеньким журнальным столиком напротив телевизора, и он, пригубив кофе, спросил:
— Ты как, не жалеешь, что давно не у дел?
— Так чего жалеть, Борис Андреевич? — ответил я. — По прошлогоднему снегу не плачут.
— Да и обижен ты на нас до сих пор, так? — генерал опять прищурился.
— Ни на кого у меня обиды нет, — честно ответил я. — А уж тем более на вас. Я ж помню, как вы меня поддерживали.
— Но я в системе остался, а ты ушел, — заметил он.
— А куда мне было деваться? — ответил я. — Я не мог поступить иначе.
— Так ли уж и не мог? — возразил генерал. — Отличный работник, сорока еще нет, а уже полковник… Стиснул бы зубы, перетерпел, переварил — глядишь, уже и с генеральскими погонами был бы. А так, почитай, десять лет жизни потеряно.
— Не мог я поступить иначе, — ответил я. — Не мог перетерпеть и переварить. Да и прошедшие годы потерянными не считаю. Незачем о них толковать. Что было, то было.
— Верно, — сказал генерал. — Кто старое помянет — тому глаз вон.
— …А кто забудет — тому оба, — напомнил я ему вторую половину пословицы. Когда я в своей правоте уверен, то упрямства мне не занимать. К сожалению, наверно. Потому что не раз мне это упрямство аукнулось.
— Да… Валентин, каким ты был, таким ты и остался! Ершистый, понимаешь. Скандалист! Вот и не забывай, тебе это ой как пригодится в том деле, ради которого я к тебе приехал.
— Так что за дело-то? — не выдержал я.
— Вот, — Борис Андреевич открыл свой «дипломат», вынул оттуда несколько бумаг и одну протянул мне. — Читай.
И я прочел:
«Приказ
Согласно решению № 52/431 от 15 февраля сего года на базе бывшего дома отдыха «Тараново» создать кадетское училище ФСБ, с обеспечением согласно…»
— Ну? — я поднял глаза от приказа. — Я-то тут при чем?
— А вот при чем, — и генерал протянул мне следующую бумагу.
И я увидел очередной приказ:
«Восстановить на службе в звании полковника Осетрова Валентина Макаровича и назначить его директором кадетского училища ФСБ».
— Это твое дело, Валентин, поверь мне, — почти ласково сказал генерал. — В тебе самом есть что-то мальчишеское. И человек на эту должность нам нужен ершистый, неравнодушный. Чтобы мог профессионально заниматься с ребятами и руководить училищем. И такой, понимаешь, который ребят будет понимать, потому что где есть понимание, там и отношения ладятся. Ребят мы хотим набрать нестандартных. А нестандартный человек — неудобен. Неудобен потому, что отличает разумное и глупость, перед начальством не лебезит и не кланяется. Нам такие ребята и нужны… независимые. Хоть с независимыми иногда приходится не сладко, зато на них всегда положиться можно. Многим этот независимый дух может и не понравиться, его захотят искоренить, вот здесь-то именно такой человек как ты понадобится, который сможет ребят защитить.
— Так это вам… — Я задумался, подбирая подходящие слова. — Так это вам во главе училища дипломат нужен, а какой же я дипломат?
— Вовсе и не нужен дипломат! — резко ответил Борис Андреич. — Нам нужен такой человек, за которым мальчишки будут чувствовать себя как за каменной стеной.
— Словом, на такую должность меня подписываете, на которую все шишки будут сыпаться, — усмехнулся я.
— Может, и будут, — серьезно ответил генерал. — Зато сколько радости, когда мальчишки настоящими людьми вырастут, и ты будешь знать, что помог им в этом. И в конце концов, тебе ли шишек бояться? Мало их, что ли, на тебя сыпалось? — добавил он. — Я тебе живое и реальное дело предлагаю. И не просто предлагаю. Прошу, если хочешь. — Он устало вытер пот со лба. — Я… да и другие немало сил потратили, чтобы твою кандидатуру утвердить. Кое-кто до сих пор тебя опасается: неуправляемый, мол. Так что ты и нас, за тебя хлопотавших, уж не подводи.
Я ничего не ответил, поднялся с кресла, подошел к балкону, закурил.
Что тут сказать?
Я припомнил тот эпизод, из-за которого мне пришлось уйти из органов.
Смутное было тогда время. Советский Союз, еще казался монолитом, но уже трещал по швам. С продуктами было совсем плохо, так же как и со многим другим. Все проблемы обнажились, работы навалилось невпроворот. Знаете, когда долгая зима, всем уже опостылевшая, к концу подходит, и весеннее солнышко припекать начинает, так хорошо на душе становится, так легко, и вот уже снег тает, звенят ручьи, первая травка зеленеет. Но при этом столько мусора обнажается, просто страшно. Вот так и у нас. В обществе грязь обнажилась и мы должны были наводить порядок. Я с головой в работу ушел. Работал сутками, с радостью. И кстати, многое из того, что успел сделать, облегчило моим коллегам работу, уже после моей отставки. Словом, можно сказать: что не зря старался.
