Отец Валентин заглянул около семи. Ванька в это время с большим энтузиазмом помогал Фантику собираться на рыбалку, отбирал ей удочки, отделял лишнее от ненужного, иногда ехидно высмеивая её идею взять то-то и то-то («Какой там светлый свитер! Ты в нём через две минуты будешь зелёно-чёрная! Бери тёмный, если есть!») — он всегда с огромной охотой брался помогать в тех случаях, когда можно было покуражиться при этом, показывая, насколько больше он знает и смыслит, и объясняя нуждающемуся в помощи, что тот — полный профан, которому до Ваньки тянуть и тянуть. Мы с отцом высмеяли его идею с донными удочками, и теперь Ваньке тем более надо было самоутвердиться. Мне тоже хотелось помочь Фантику, но я знал, что, увидев, как Ванька ехидничает и намекает Фантику что она — полная дура, ничего не смыслящая в рыбалке, я в конце концов не выдержу и взорвусь, и дело кончится большой ссорой между нами. Чтобы избежать этого, я и отделился от них и аккуратно занимался собственными сборами. Так сказать, малодушно оставив Фантика Ваньке на съедение. Но, честное слово, если бы я вмешался, то было бы ещё хуже.
— Можно к тебе? — осведомился отец Валентин, заглядывая в комнату.
— Конечно, можно, — ответил я.
Он вошёл, опустился на стул и тяжело вздохнул.
— Уф, устал я от этих переездов!… Там, внизу, вам готовят ужин, чтобы как следует накормить, и ещё бутерброды в дорогу пакуют. Я в этой суматохе лишним получаюсь, вот и решил поговорить с тобой.
— О чём? — с замиранием сердца спросить я. Все заготовленные фразы, как я буду защищать свои вещи, вылетели у меня из головы.
— О твоих произведениях. Я, понимаешь, прочёл обе книжки. Увидел в Москве на прилавке и думаю: ба, что это за Борис Болдин — не тот ли Боря Болдин, которого я помню в пелёнках и с соской во рту? Нет, прикидываю, вроде, мал ещё, чтобы писателем становиться. А перелистал твои повести — и понял, что это всё-таки ты! И так приятно было про твоих папу и маму прочесть, узнать, что у них все хорошо, ведь мы несколько лет не виделись. А ведь когда-то мы с твоим отцом работали вместе, и очень дружили.
— Вы работали вместе с отцом? — изумился я.
— Ну да. Ведь перед тем, как уйти в священники, я заведовал рыбным хозяйством. Назаведовался, надо сказать, на славу — небось, в министерстве меня до сих пор лихом поминают! — отец Валентин довольно усмехнулся. — Но суть в том, что мне часто доводилось бывать здесь, в числе других мест промысла ценной речной рыбы и заповедников, охватывающих водные пространства — «различные водные акватории» — с ценными рыбами. Ведь одно время здесь, при научно-исследовательской биологической станции заповедника, был садок, в котором не только изучали повадки самых ценных рыб, но и изучали, как здесь смогут прижиться новые для этих мест породы. В общем, мы с твоим отцом совершили немало славных дел. А теперь — вот! — он развёл руками. — Читаю твои повести, и обидно становится.
— Почему? — спросил я. — Вам что-то в них не нравится?
— Мне все нравится… кроме одной вещи, — очень серьёзно сообщил отец Валентин. — В обоих твоих вещах есть крупнейший недостаток, который их сильно портит. Недостаток, в котором ты, по большому счёту, не виноват, так как откуда тебе это было знать… Но, как говорится, незнание не освобождает от ответственности! — и он, приосанившись, поглядел на меня с укором.
— Какой недостаток? — пролепетал я.
— То, что в этих повестях нет меня! Разумеется, мы ещё не были с тобой знакомы… то есть, наше знакомство было односторонним, потому что я тебя помню, а ты меня — нет… Но ты мог бы узнать у отца, что есть такой замечательный человек, и сделать меня одним из персонажей. Ты знаешь, очень хочется стать персонажем приключенческой книги! С детства об этом мечтаю. И вообще, показывать всем книжку и говорить: «А вот здесь про меня написано, это я!» — сам понимаешь, как это здорово! Вот я и решил, что обязательно навещу вас во время этого круиза. Согласись, своё появление я обставил, как надо! И очень надеюсь на то, что после такой роскошной высадки на остров у вас найдётся очередное приключение, в котором я смогу быстренько принять участие. Ну, как, идёт?
— Ну, вообще-то… — я жутко растерялся. Я был готов к чему угодно, но только не к этому! — Я ведь ничего не умею придумывать…
— А зачем придумывать? — живо возразил отец Валентин. — Явление героя уже состоялось, по водам, под звук фанфар и прощальные взмахи заплаканных разноцветных платочков. Все это не просто так, согласен?
Я не мог понять, смеётся он надо мной или нет. Может быть, он относится к моим письмам о наших прошлых приключениях — которые взяли и опубликовали, даже для меня самого неожиданно — как к наивной детской писанине, и теперь то ли подтрунивает, то ли считает, что вежливость его обязывает поучаствовать в мальчишеской игре. Взрослых, бывает, совсем не туда заносит, когда они решают, что им надо обратить внимание на детей и поучаствовать в детских играх. Но, мне казалось, отец Валентин говорит вполне серьёзно — как это ни странно.
И мне пришла в голову одна мысль.
— Я думаю, вы могли бы нам «быстренько» помочь, — сказал я. — Вы упомянули, что для вас заказан номер «люкс», а «люксы» есть только в «Княжеской». Ведь это фирменная гостиница, в отличие от «Туристской». Так вот, сейчас в этой гостинице находятся люди, которые нас очень интересуют.
— Что за люди? — живо спросил отец Валентин.
— Мы не знаем, как их зовут. Знаем их внешность, и знаем, что они — скупщики икон…
— Хм!.. Скупщики икон — это уже интересно!
— Да. И у нас есть сильные подозрения, что они замышляют что-то нехорошее. Фантик подслушала обрывок их разговора, когда обедала с родителями в гостинице, что они хотят свести с кем-то счёты и кого-то убрать. То есть, может мы ошибаемся, но…
— Но во всём этом есть что-то тёмное, так? — осведомился отец Валентин. — Что ж, вы правы, лучше предотвратить преступление, чем потом его раскрывать. Тут я вам — первый помощник. Как они выглядят?
— Я их не видел, — ответил я. — Но, по описанию Фантика, их трое. Двое помоложе и один постарше. Помоложе — обычные парни в джинсах. А тот, что постарше — он высокий, худой, и с очень запоминающимся лицом. Как сказала Фантик, не смуглым, а каким-то жёлтым.
— Что ж! — отец Валентин выпрямился. — Этих скудных примет вполне достаточно для такого замечательного детектива, как я. Покажите мне обгорелую спичку — и я восстановлю всю картину преступления. А тут мы имеем даже поболе, чем сгоревшая спичка. Есть ли ещё какие-нибудь данные, многоуважаемый инспектор Скотланд Ярда, которые не в силах истолковать полиция, но, которые, возможно, скромному частному сыщику, вроде меня, удастся сложить в цельную картину, заполнив белые пятна?
— Есть, — ответил я, начиная сомневаться, правильно ли я сделал, что доверился отцу Валентину. Слишком много он балагурил. А взрослые, которые воображают, будто с детьми надо придуриваться, подыгрывая им, и не способны понять, как серьёзны порой дела, которыми мы занимаемся, могут запороть любое дело. И если отец Валентин все запорет, то ему-то что, он завтра уедет, а нам тогда все это расхлёбывать… Но отступать было некуда. — Незадолго до их появления местный пьянчуга, которого знает Гришка, хотел продать какую-то очень ценную семейную икону. Он на эту икону давно покушался пропить её, но не мог этого сделать, пока его мать была жива. Вот и кинулся продавать её сразу после смерти матери. И у него уже пошло все на лад с одним покупателем, как примчались его сестра с мужем, живущие в Твери, и запретили ему что-либо продавать, пока они официально не поделят все наследство. Это все по Гришкиным рассказам, понимаете? Гришка считает, что там ещё такая грызня идёт, вокруг пожитков, оставшихся от старухи.
