– О боже ты мой, какая ты, в сущности, дурочка,
Настюха! – вздохнула Светлана. – Когда ты научишься пользоваться
преимуществами, которые дает тебе природа?
– Что? Ты имеешь в виду Захара?!
– Естественно. Переспи с ним еще разок и поедешь себе в
отпуск. В Испанию, например.
– Я уже была в Испании, – возразила Настя. –
И я никогда в жизни больше не буду спать с Горянским.
– Почему? – искренне изумилась Светлана. –
Мужчинами нужно пользоваться, покуда они в состоянии приносить пользу.
– От Захара один вред, – не сдавалась
Настя. – И вообще… Недавно я пришла к выводу, что он козел.
– Я пришла к этому выводу сразу же, как его
увидела, – усмехнулась Светлана. – Но на это можно наплевать. Раз он
держит в руках некие рычаги, им не стоит пренебрегать.
– Иногда я завидую твой практичности, – сказала
Настя. – А иногда терпеть тебя за это не могу. У меня совершенно не та
ситуация, чтобы спасаться бегством.
– Помяни мое слово: если ты будешь с такой
интенсивностью переживать, то совсем скоро превратишься в старуху.
– Вот и отлично. Буду жить с бабушками. Составим с ними
триумвират. Надо было верить им с самого начала. А я не верила.
– Значит, останешься в Москве?
– Останусь.
– Смотри-ка, не могу тебя переспорить. Это я-то,
мастерица на уговоры!
– Да, мастерица. Только ты забываешь, что действует
твое мастерство исключительно на мужиков.
Польщенная, Светлана хмыкнула. Потом с надеждой в голосе
спросила:
– Я могу тебе чем-то помочь?
– Спасибо тебе за предложение, но нет. Чем ты можешь
мне помочь? Впрочем, ты и так мне помогаешь. Поддерживаешь.
– А как же иначе? Ведь я обязана тебе всеми
сегодняшними благами. Я добра не забываю.
Светлана намекала на своего мужа Никиту, которого Настя в
свое время просто-напросто уступила ей. В сущности, Никита был Настиной
находкой. Она панически боялась навредить ему, но он нравился ей до безумия.
Они до сих пор оставались добрыми друзьями, хотя Светлана приложила немало сил,
чтобы с корнем вырвать из сердца мужа эту привязанность. Уступила – так уж
уступила, говаривала она. Настя не протестовала. Хотя иногда ей приходило в
голову: случись что, она скорее встанет на сторону Никиты, а не подруги. Вообще
дружба молодых женщин не была слепой, как родственная любовь. Видимо,
фундаментом для нее служила давность лет – все-таки они знали друг дружку еще
со школы – и еще общий, образно говоря, банк информации. Светлана знала про все
Настины страхи и неприятности с самого начала, с детства. А Настя знала про все
похождения Светланы, отличавшиеся зачастую не только авантюризмом, но и
неистребимой пошлостью. И никогда не осуждала ее за это.
– А эти детективы? – спросила Светлана. – Они
теперь будут тебе докладывать о проделанной работе?
– Не знаю, – промямлила Настя. – Может быть.
По крайней мере, я надеюсь.
– А если Руслан умрет? Станут ли они тебя обслуживать
за его денежки?
– Господи, перестань же каркать! – Настя гневно
посмотрела на подругу. – Ты как заведенная рисуешь мне гадостные
перспективы. У меня и так отрицательных эмоций через край.
– Прости, – примирительно сказала Светлана. –
На самом деле я хотела не расстраивать тебя еще больше, а настроить на деловой
лад. Нельзя сидеть и распускать нюни. Ты не забыла, что ни один мужчина не
может тебе помочь? Тебе не за кого спрятаться, бедняжка моя… Впрочем, если ты
захочешь, я могу взять эту роль на себя. И Никита тоже поможет, –
великодушно разрешила она.
– Нет уж, спасибо, – сказала Настя. – У меня,
кроме моральных, нет больше никаких проблем. А с ними-то уж мне не привыкать
справляться.
Шагая по тротуару в сторону дома, Настя с тоской подумала:
«Все-таки женщины в большинстве своем стервы. Вот и Светлана. Неужели
обязательно было напоминать, что она, Настя – пария в мире любви. В мире, где
мужчины, очарованные своими подругами, совершают ради них подвиги и… остаются в
живых».
* * *
Село Голубятово встретило Стаса покосившимися заборами,
разноголосым лаем невидимых собак и раскисшими дорогами. Свою машину ему
пришлось оставить на шоссе под указателем и дальше пробираться пешком.
Перескакивая через лужи и жидкую грязь, он то и дело с недоумением глядел на
восток, где за совхозным полем, словно сказочный мираж, раскинулся дачный
поселок – розово-каменный, умытый, заасфальтированный, задрапированный
вечнозелеными канадскими газонами. Стас мотал в недоумении головой и снова
возвращался к реальности – перед ним раскинулась самая убогая деревня из всех,
какие он видел за всю свою сознательную жизнь.
– Да Николая своего я еще пять лет назад схоронила, –
с удивлением встретила Стаса хозяйка завалившегося набок домишки, мало чем
отличающегося от стоящего рядом сарая. – Хотя он-то был долгожителем среди
местных алкоголиков, прости господи.
Хозяйка думала, что Стас тут же развернется и уйдет, поэтому
махнула рукой, повернулась и направилась по тропинке к своей двери. Но Стас и
не собирался уходить. Он рысцой двинулся следом и приложил немало усилий, чтобы
старушка пригласила его в гости. Сначала он решил, что бутылочка лимонной
водки, припасенная для душевной беседы с Николаем Хитровым, утратила со смертью
хозяина свою волшебную силу. Но старушка засуетилась, выставила на стол
картошечку, соленые грибки и квашеную капустку, и Стас смекнул, что еще не все
потеряно. Как только пупырчатая бутылка появилась в центре стола, старушка
разлила презент по рюмочкам и выпила свои пятьдесят граммов, жмурясь от
удовольствия. Стас, который был за рулем, аккуратно отставил свою рюмочку в
сторону и приступил к разговору:
– А вы помните, как ваш муж выступал свидетелем по делу
о гибели Юрия Торопцева? Девять лет назад это было. Вы наверняка помните.
– Чего ж, конечно, помню. Дурак старый. Заморочил
голову занятым людям.
– Вы сами так-таки и не поверили, что он кого-то видел
той ночью вместе с Торопцевым? Какую-то женщину?
– Не кого-то и не какую-то женщину. Мой дурак уперся,
что видел с ним Настеньку, невесту Юрину. А Настенька-то в то время в городе
была, с соседями своими. Мне потом уж милиционеры объяснили.
– Я читал показания вашего мужа, – сказал
Стас. – И они показались мне странными.
– Еще бы. Он же пьяный тогда был!
– Когда? Когда видел Настеньку? Или когда показания
давал?
– И тогда, и тогда пьяный был. – Хозяйка повела
бровями и пояснила: – Он все время пьяный был. Вообще не просыхал. Думаю, если
бы его насильно протрезвили, он бы меня даже не узнал.
Она хихикнула в кулак и снова подняла на Стаса терпеливые
выцветшие глаза, ожидая следующего вопроса. И Стас его тут же задал:
