– Вы по-прежнему будете добиваться расположения
Анастасии Шороховой? – спросил Пучков, созерцавший унылый больничный двор,
видневшийся в квадрате окна.
– В настоящий момент я озабочен тем, чтобы в моей шкуре
не проделали еще несколько дырок. Так что с любовью придется повременить.
«С любовью? – Пучков попытался скрыть усмешку. –
Ты ее, братец, перепутал с суррогатом плотского влечения и самонадеянностью».
Фадеев же с горечью проговорил:
– Хотел выпендриться перед девушкой, и вот что
получилось.
– Есть еще один способ обеспечить вам личную
безопасность, – сказал Пучков и сразу же перехватил пытливый взгляд
Фадеева. – Вообще прекратить расследование.
«Я же не карающий меч господень, – попытался он
успокоить себя. – Я должен заботиться в первую очередь о безопасности
клиента».
– Вы видите связь между расследованием и покушением на
меня?
– Прямую, – кивнул Пучков. – Кому-то не
нравится, что давние преступления пытаются раскрыть на ваши деньги. Убрать вас
означает перекрыть денежный источник, питающий активность частных сыщиков. Не
будет расследования – не будет угрозы вашей жизни.
– Но как же? – нахохлился Фадеев. – Взять – и
все вот так бросить? «Ты и понятия не имеешь, приятель, сколько народу полегло
за твою симпатию к Шороховой».
– Взять и бросить, – кивнул Пучков.
Он обязан был предложить Фадееву этот выход. Хотя, конечно
же, понимал, что для агентства все так просто не закончится. Убита Виктория –
одно это заставит Стаса стоять до конца. И потом – он симпатизирует Шороховой.
Она нравится ему, нравятся ее детская прямота и застенчивость, ее доверчивость
и даже фамильное проклятие, из-за которого, собственно, все и приключилось.
– Подумайте, – тем не менее сказал Пучков. –
Вы подвергаете свою жизнь реальной опасности из-за женщины, которая ничего вам
не обещала.
– И даже более того, – нахмурился Руслан. –
Она ясно дала понять, что не питает ко мне нежных чувств.
– Вот видите.
– Но я уже закусил удила. Стыдно отступить, понимаете
меня? – сказал честный Руслан.
– Значит, мы продолжаем дело?
– Продолжаем. Выясните, кто в меня стрелял и какое
отношение имеет этот человек к Настиным проблемам.
Выбравшись из больницы, Пучков в очередной раз набрал номер
Стаса. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», –
корректно сообщили ему. «Вот дубина, – подумал Пучков. – Нагородил
что-то про мальчика и скрылся. Интересно, впрочем… Мальчик-инвалид, сидящий у
окна с утра до вечера. Просто классика какая-то! Как говорится, если бы
мальчика не было, его следовало придумать». Пучков, уже открывший дверцу своей
машины, внезапно замер. Что, если Стас и в самом деле придумал мальчика? Закинул
удочку? Кому он там рассказывал эту байку? Фокину-старшему? Неужели он
подозревает этого красавчика, если и не разбившего Веронике Матвеевне сердце,
то, уж по крайней мере, отколовшего от него маленький кусочек?
* * *
Стас усилием воли заставил себя отключиться от расследования
и отправился в милицию, потом в морг. Он опознал тело, подписал кучу бумаг,
рассказал следователю все, что знал о связи своей жены с Воробьевым. Потом
поехал домой. Первым делом он выдернул из розетки домашний телефон. Ему не
хотелось ничего знать. Не хотелось ни с кем разговаривать. Обсуждать,
предполагать, принимать соболезнования. У Вики не было никакой родни, даже
самой дальней. И Стасу предстояло самому решить, что делать с ее вещами. Он
несколько раз прошел мимо комнаты жены, дверь в которую была распахнута, и
подумал: одно дело – устраивать там обыск, подозревая, что Вика отправилась
развлекаться на сторону, и совсем другое – зайти туда, зная, что она больше
никогда не переступит порог, потому что умерла, ушла в небытие. Стас постарался
воскресить в памяти все хорошее, что у них было. Вспомнилась шумная свадьба,
шампанское, гирлянды шаров, прицепленные к машине. Вспомнилось, как он кружил
Вику, подхватив ее на руки вместе с метрами шелка и тюля, в которые она была
завернута, словно белая бабочка, украшенная блестками. Вспомнилось, как они
вселялись в новый дом, и он думал, что теперь все будет по-другому, Вика не
станет больше капризничать, почувствует себя настоящей хозяйкой. Так, в
сущности, и вышло. Только вот он не чувствовал себя здесь хозяином. В последнее
время Стас не раз представлял, как они разойдутся и Вика останется в этой
квартире. Он же уйдет, чтобы начать новую жизнь. Все получилось не так. Вика
ушла, а он остался. Потом он подумал о жене Воробьева, которую никогда не
видел, даже не представлял, как она выглядит. Интересно, была ли она в курсе
его интрижек? Если нет, то каково ей теперь? Двойной удар – узнать о смерти
мужа и о том, где и при каких обстоятельствах она произошла. Горе с привкусом
скандала.
Он не знал, что в это самое время с женой Воробьева
беседовал Саша Таганов. Было уже поздно, и женщина только что вернулась из
Москвы, где прошла тот же скорбный путь, что и Стас.
* * *
– Зовите меня Алена, – предложила она Таганову, не
выказав никакого неудовольствия по поводу его визита.
Он был рад этому обстоятельству, поскольку сильно нервничал,
представляя их встречу.
– Я устала, – призналась Алена. – И ужасно
подавлена. Вы курите? Нет? А я закурю.
На вид ей было около сорока. Высокая, подтянутая,
занимающаяся своей внешностью как бы по обязанности. В ее облике отсутствовала
изюминка, которую обычно придает женщине удовольствие, с которым она следит за
собой. Все, как положено: аккуратная стрижка, ровный насыщенный цвет каштановых
волос, едва заметный макияж, выполненный в персиковых тонах, свежий маникюр,
однотонное платье до колена. Фасоном оно больше напоминало платье для
коктейлей. Возможно, у молодой вдовы просто не оказалось под рукой ничего
другого черного под рукой.
– Вы ведь все знаете про любовницу? Какое облегчение, –
сказала она совершенно серьезно. – Не представляю, как удастся скрыть этот
факт. Существует такая неприятная реальность, как соседи. Они обязательно
разболтают всей Москве.
– Ну уж, – смутился Саша, тут же подумав о
чувствах Стаса. – Вы ведь живете в Опалихе.
– Но все наши друзья и деловые интересы в Москве.
Впрочем, вы правы, – внезапно согласилась она. – Я одна не
представляю собой ничего. Ни-че-го. Я была лишь приложением к собственному
мужу. Теперь я начну вести жизнь простенькую и спокойную. Это если у Игоря не
осталось криминальных долгов. В ином случае жизнь окажется трудовой и сложной.
Детей в любом случае придется забрать из частной школы…
Она уставилась куда-то в пространство, медленно выпуская дым
длинными струями. Вероятно, уже прикидывала, как станет устраивать свой быт в
одиночку. Чтобы вернуть ее к реальности, Саша тихонько кашлянул.
– Вы ведь что-то хотели узнать? – встрепенулась
Алена. – Спрашивайте, я отвечу. Мне нечего скрывать. И стыдиться нечего.
Ведь это не я бегала по девкам. И не я задохнулась в шелковых простынях.