И я понял, что и Миша рассчитывает на какую-то невероятную, фантастическую удачу — из тех, которые и впрямь можно спугнуть, наперёд о них говоря.
До мыска мы добирались минут двадцать — ну, может, полчаса.
— Оставляем снегоход? — спросил я, увидев, что следы поднимаются (вернее, спускаются) как раз со стороны самого крутого берега.
— Оставляем! — махнул рукой Миша. И повернулся к Топе. — Генерал Топтыгин, ты ничего не чуешь? Никого постороннего?
Топа вдруг напрягся — и стал жадно нюхать воздух. А потом он несколько раз басовито гавкнул.
— Черт!.. — Мишина рука мигом оказалась за пазухой куртки. — Если там Скрипицын, он мог его спугнуть!
— Это не Скрипицын, — твёрдо сказал я. — Топа лаял дружелюбно, как будто чуя знакомое и родное.
— Ты разбираешься в оттенках его лая? — Миша покосился на Топу. — Для меня каждый звук, который он издаёт, звучит вполне грозно.
— Что ты! — ответил я. — У Топы очень богатый язык. Его злобный лай звучит совсем не так. И предупреждающий тоже.
— Что ж, если ты так уверен…
— Уверен, — кивнул я. — Я думаю… Да, отец сегодня ездил в заповедник, и должен был проезжать недалеко от этого места. Скорей всего, он совсем недавно проехал назад, домой, и Топа учуял его запах.
— Тогда пошли, — и Миша стал подниматься вверх, я — за ним следом, а Топа остался охранять снегоход. Хотя, надо сказать, вряд ли здесь кто мог появиться. Рыбаки сюда не ездили, потому что здесь уже начинались заповедные воды, и, хотя отец дозволял сверлить им лунки, не считая подлёдный лов браконьерством, но они предпочитали, от греха подальше, рыбачить в других местах. Да и клёв у мыска был не ахти. А кто другой не сунулся бы в заповедник в такую пору. В городе ходили жуткие легенды о голодных зимних волках, и отец охотно эти легенды поддерживал, хотя в них не было и толики правды. Ведь эти легенды охраняли заповедник от вторжения получше любого, самого бдительного, надзора. Зимние браконьеры всегда, конечно, имелись, но — кто помнит рассказы о наших предыдущих приключениях — они проникали в заповедник с другой стороны, со стороны шоссе, где добычу можно сразу погрузить на машину и смыться.
Однако известно, что бережёного Бог бережёт, вот Топа и остался охранять «Буран».
А мы поднялись вверх и по следам дошли до довольно странного места — до трёх огромных валунов, возле которых торчало несколько рогатин — явно, воткнутых совсем недавно. На эти рогатины были положены палки — ну, как делают подвеску для котелка над костром — и получалось нечто вроде ограды, опоясывающей валуны. И вокруг было натоптано множество следов.
— Тут следы не только Петько… — Миша опустился на корточки и стал с интересом приглядываться. — Тут… Спорить готов, второй человек — это Скрипицын. Интересно, где хорошую обувь успел своровать? Ну, это мы выясним… Вот только куда он отсюда пошёл? Ага… Ясно, кажется…
Он двинулся за валуны, по цепочке следов второго человека.
А я… Я, скажу вам, внутренне похолодел, просто обмер. Потому что я узнал эти следы — и никакого они были не Скрипицына! В снегу можно было разглядеть витиеватый оттиск подошв и рельефную надпись «HARDTRACK». Совсем недавно Гришка-вор хвастался нам, какие отличные зимние сапоги фирменного зарубежного производства он купил себе на эту зиму, на свои заработки! Показывал, и подошвы — «красота, да?» За этими сапогами он специально ездил в Вологду — в нашем маленьком городке такого фирменного товара было не найти — и только у него во всём городе они имелись!
У меня язык не поворачивался сказать об этом Мише. Неужели эти двое заставили Гришку прийти сюда и показать им что-то важное — то, что они некогда пытались вышибить из него во время драки перед «баром»? Или… Нет, Гришка никогда бы не согласился добровольно сотрудничать с этими подонками, его могли принудить только силой, но ведь… Да, милиция может на это не поглядеть, помня Гришкино прошлое, и укатает его как соучастника. Конечно, я не сомневался, и Миша, и Алексей Николаевич (начальник милиции нашего района) постараются не дать Гришку в обиду, они знают, что он исправился, и относятся к нему хорошо, но ведь и они не все могут… И потом, если я скажу Мише, он просто обязан будет принять какие-то меры — а если начнёт думать «закладывать» или «не закладывать» Гришку, то для него это станет проблемой покруче моей… Нет, надо выждать, думал я, проверить самому, убедиться…
И тут мне пришла в голову другая жуткая мысль. А что если Гришки уже нет в живых? Что если эти двое вломились к нему ночью, убили его, расквитавшись за все, и Скрипицын забрал себе Гришкины сапоги?
Мне, вообще, дурно стало. А тут стала накручиваться следующая мысль, ещё жутчее и хуже. А если они задержались у Гришки до утра? Если Ванька на них нарвался? Ведь отец собирался завозить Ваньку не прямо к Гришке, а высадить у поля, через которое идёт прямая дорога к Гришкиному дому, и только на обратном пути заехать за моим братцем. Что если отец уже заехал… Что он там увидел? Или — ничего не увидел? Потому что и Гришку, и Ваньку увели задолго до его прихода… Взяли в заложники… И это — самое лучшее, что могло с ними случиться… Да, отец приехал, ничего не нашёл и, решив, что Гришка и Ванька отправились на прогулку и что Гришка сам привезёт Ваньку домой, поехал их ждать…
Нет, не совпадает, подумал я. От Гришкиной деревни до этого мыса — не меньше получаса на машине. Положим, они взяли Гришкину машину — старый Гришкин «москвичок», который Гришка как мог холил, лелеял и постоянно ремонтировал, поддерживая на ходу… Зачем им тогда нужен был снегоход? И, вообще, мы поймали Петько больше двух часов назад, а ведь до этого он много шёл пешком, и усердно откапывал бомбардировщик из-под снега. Часа три у него всё это заняло, не меньше… То есть, он должен был стартовать с этого места задолго до того, как Ванька добрался до Гришки…
Выходит, единственно, что мог застать Ванька — пустой и запертый дом…
Нет — ещё он мог застать открытый дом и Гришкин труп…
Ужас! Представляю, с каким воплем он помчался бы по деревне!
Я слегка перевёл дух. Когда я понял, что мой братец в любом случае жив и невредим, мне сделалось полегче. И думаться стало лучше.
А как стало лучше думаться — мне пришла в голову ещё одна мысль. Нет, на труп Ванька никак натолкнуться не мог. Ванька должен был добраться до Гришки несколько часов назад, так? И, обнаружь он Гришку убитым, Гришкины односельчане, услышав Ванькины вопли и увидев его метания, давным-давно вызвали бы милицию, едва сообразив, в чём дело… К тому моменту, как мы привезли Петько, сотрудники Мишиного ведомства тоже знали бы об убийстве — и доложили бы об этом начальнику. Такую вещь доложить не забудешь…
Выходит, Ванька не мог застать ничего страшного. Или, действительно, уткнулся в запертую дверь — или вошёл в дом, но там всё было как обычно… Ни пятен крови, ни следов борьбы…
За Ваньку я совсем успокоился. Но что случилось с Гришкой? Сам он побывал здесь — или здесь был Скрипицын в его роскошных сапогах?
