Часть третья. Воскресенье
Утро Похитителя
Милиционер, летящий на мотоцикле, догнал Похитителя, ударил колесом по пяткам, сшиб, как голубя, на лету.
«Проснись!» – отчаянно закричал Похититель, рухнул на землю и, наконец, проснулся.
Он лежал на полу в своей квартире. Телевизоры на тонких ножках стояли над ним, в садке хлопали крыльями монахи.
– Дракончик! – вздрогнул Похититель.
Раздался звонок в дверь – и Похититель вздрогнул вторично. Это ему не понравилось. Собрав волю в кулак, он мысленно приказал себе больше не вздрагивать, отворил дверь и все-таки, не удержавшись, снова вздрогнул.
За дверью стоял человек, с ног до головы забрызганный грязью, из карманов кожаного его пальто торчала серая солома.
– Монька? – сказал Похититель. – Ты?
– Не узнал, что ли? – ворчливо ответил Моня Кожаный, вытирая пот со лба. – Я к тебе от самого Карманова пешкодралил. Капитан Болдырев всех накрыл. И Сопеля попал, и Цыпочка.
– А Барабан?
– И Барабан погорел.
– А хвоста ты за собой не привел?
– Ты что! Я след посыпал тайнинской смесью.
– Чем?
– Тайнинской смесью, не слыхал, что ли? В Тайнинке один старикан изобрел. Порошок против ищеек. Махорка, перец, толченый чеснок да еще коровяк – медвежье ухо. У собаки не то что чутье пропадает – нос начисто отваливается. Я тебе с полстакана отсыплю, сам попробуешь.
Кожаный достал из кармана крокодилий портсигар, высыпал на ладонь немного бурого порошка. Похититель хотел было понюхать, но глаза его сразу превратились в недозрелые черешни, а нос подпрыгнул и принялся плясать, отчаянно чихая.
Кожаный тем временем оглядывал квартиру.
– Все пустяками занимаешься? – сказал он, когда Похититель отчихался.
– Как то есть?
– На ящики переключился?
– Какие ящики? – не понял Похититель. Он сегодня с самого утра неважно соображал, да и тайнинская смесь его ошеломила.
– Вот эти, с дыркой.
– Голуби устарели, а телевизоры – современные штуки.
– Чепуха, – недовольно сказал Кожаный. – Детские игрушки. А ты взрослый человек, тридцать семь стукнуло. Пора подумать о чем-нибудь серьезном.
– Чем же телевизоры несерьезное дело?
– А чего в них серьезного? Ящики для огурцов.
– Ну все-таки четыре программы, передачи разные.
– Смотреть не на что, – сказал Моня и так раздраженно махнул рукой, что Похититель переменил тему разговора.
– А я вот в Карманов собрался, – сказал он. – Голубей надо загнать.
– Не монахов ли?
– А ты откуда знаешь?
– Вчера у нас на рынке два червяка монахов искали, я было подумал, что они из нашей конторы.
– Один – переросток, а другой с космами?
– Точно.
– Похожи на моих клиентов. Значит, вчера они были в Карманове, а сегодня на Птичий пойдут. Что ж, самое время ехать в Карманов.
– Валяй, а я пока у тебя останусь. Помыться надо.
– Ничего не выйдет, – сказал Похититель. – Воду отключили.
– Как же так?
– У нас это часто бывает. Все чего-то ремонтируют. Да ты в баню иди. Воронцовские выходные. Иди в Тетеринские.
– Ладно врать-то, – сказал Моня, пристально взглянув на Похитителя. – Связываться со мной не хочешь. Боишься.
– Да чего мне бояться! – возмутился Похититель. – Отключили воду – и все дела.
Моня подошел к водопроводному крану и открыл его. Медный кран забулькал, как тетерев, выдавив ржавую каплю.
– Мда, – сказал Моня, завинтил кран и, хлопнув Похитителя по плечу, пошел к выходу.
Закрывши за ним дверь, Похититель облегченно вздохнул. Связываться с Кожаным Похититель действительно никак не хотел. Моня Кожаный был опасный человек, а с опасными людьми Похититель сроду не связывался.
«Зачем я буду связываться с опасными, – рассуждал он. – Я уж лучше с неопасными свяжусь. Но, честно сказать, и с неопасными связываться порой опасно. Сегодня он неопасный, а завтра такой опасный станет – только держись. Лучше вообще ни с кем не связываться».
Сквозь занавеску Похититель внимательно смотрел, как Моня выходит из подъезда, переходит улицу, садится в трамвай.
«Не привел ли Кожаный хвоста?» – думал Похититель.
След на асфальте
Вяло, лениво подымался Крендель в это воскресное утро. Спешить ему никуда не хотелось, да и спешить-то было некуда. Нам явно некуда было спешить.
– А чего нам спешить, – сказал Крендель. – Нам спешить некуда.
Я промолчал, и Крендель посмотрел на меня удивленно: дескать, а ты что скажешь? Но мне и говорить ничего не хотелось, я вынул из кармана табличку, на которой печатными буквами было написано:
ЕЩЕ БЫ.
– Как это некуда спешить? – крикнула из кухни бабушка Волк. – Вчера весь день проболтались неведомо где, а приборку кто будет делать? Нет уж, сегодня я выходная, делайте приборку, а я пойду во двор сидеть.
– Какую приборку, бабушка? – ответил Крендель. – Все прибрано.
– Такую. Полы надо мыть. Хватит тебе, Крендель, болтаться, все – монахи, монахи. Ребенка только портишь. Мойте полы.
Крендель вздохнул, взял ведро, мне дал тряпку, и, наверно, только через час мы кончили мыть полы, вышли во двор и стали под американским кленом, под которым давно уж сидела на лавочке бабушка Волк.
– Какие-то рожи, – говорила она. – Все время ходят какие-то рожи. Позавчера голубей украли, сегодня, гляди, до ценностей доберутся. До фамильного серебра.
– Какие рожи? – крикнул с третьего этажа дядя Сюва. – Про каких рож вы говорите, бабушка?
– Про тех, которые к нам во двор ходят. Чего им здесь надо? Кто их звал?
– Не знаю, сказал дядя Сюва. – Я никаких рож не видал.
– А я видала, – сказала Райка. – Это все небось к тому Жильцу ходят. Жалко, что не о убрал голубей, а то мы бы его живо отсюда выперли.
– Да ладно вам, – сказал дядя Сюва. – Ну, зашел человек в гости, хочется же людям культурно отдохнуть.
– Знаю я эту культуру, – сказала из окна Райка.
А бабушка Волк добавила:
– Я бы к нам во двор по пропускам пускала.
– А Жилец-то этот, – продолжала Райка, – дурак дураком. Перышки собирает. Верно Крендель говорит: надо из них подушку сделать.
– Да чего ты к Жильцу привязалась? – сказала бабушка Волк. – Паковалась бы лучше. Не сегодня-завтра дом снесут.
