...Обратили ли вы внимания на странные слова «очень низкую»? Скоро они получат разгадку.
Лег он поздно вечером, а проснулся, когда было уже совсем светло. «Я попробовал встать, но не мог пошевелиться. Мои руки и ноги – а я лежал на спине – были прочно прикреплены к земле. Точно так же были притянуты к земле мои длинные и густые волосы. Вместе с тем я чувствовал, что все мое тело от подмышек до бедер перетянуто множеством тонких шнурков...
Вскоре я почувствовал, как что-то живое задвигалось у меня на левой ноге, осторожно пробралось мне на грудь и приблизилось к подбородку...»
Представляете себе?
Это же можно просто с ума сойти. Не знаю, как мальчики, а любая девочка, по-моему, окоченеет от страха, если, лежа связанной по рукам и ногам – и даже по волосам! – вдруг чувствуешь, что что-то живое и маленькое ползет к твоему подбородку. Я, во всяком случае, когда читала первый раз – в восемь или девять лет – книгу Джонатана Свифта «Приключения Гулливера», или, если называть ее полностью, – «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей», – то просто затряслась от испуга.
Кстати сказать, во времена моего детства никаких длинных волос, спутанных или любовно расчесанных, стянутых резинкой в хвост или распущенных до плеч и даже до пояса, у мальчиков, юношей и взрослых мужчин не было и быть не могло. Так что длинные волосы Гулливера, которыми сегодня никого не удивишь, были для меня приметой иного мира, иного времени.
«...Опустив глаза, я различил перед собой человека ростом не более шести дюймов, с луком и стрелой в руках и колчаном за спиной». Напомню, что дюйм (английская мера длины) – примерно 2,5 см. То есть человечек был ростом примерно 22 см.
А за ним карабкались на связанного Гулливера еще около сорока таких человечков!
«От изумления я так громко вскрикнул, что, соскакивая с меня на землю, некоторые из них получили ушибы. Однако они скоро вернулись. Один смельчак рискнул подойти так близко к моему лицу, что мог видеть его целиком. В знак изумления он поднял руки, закатил глаза и крикнул пронзительным, но четким голосом: "Гекинадегуль!" Другие несколько раз повторили эти слова, но тогда я еще не знал, что они значат».
И начинаются приключения Гулливера в стране лилипутов.
А слова «лилипут» до замечательной книги скромного настоятеля собора Святого Патрика в Дублине (Ирландия), изданной в 1726 году анонимно, как и другие его книги, – не существовало. Это Свифт его придумал и ввел посредством своей книги во все языки. Как, собственно, и имя Гулливер – так мы нередко называем очень высокого человека.
Про множество событий, происходивших во время пребывания Гулливера в Лилипутии, вы прочтете сами. Скажу только, что ему удалось бежать оттуда на шлюпке – когда он узнал, что ему собираются выколоть глаза.
2
Гулливер взял с собой шесть крохотных коров, двух быков и столько же овец с баранами – «чтобы привезти их к себе на родину и заняться их разведением». В пути он встретил английское купеческое судно, возвращающееся из Японии. Капитан взял его на борт – но «когда я вкратце рассказал ему мои приключения, он подумал, что я заговариваюсь и что перенесенные несчастья помутили мой рассудок. Тогда я вынул из кармана коров и овец...»
В общем, Гулливер благополучно приезжает к себе домой и выпускает свое стадо пастись на травку, а впоследствии даже показывает за большие деньги «знатным лицам». Но дольше двух месяцев он дома с женой и детьми усидеть не мог – «мое ненасытное желание видеть чужие страны не давало мне покоя... Я попрощался с женой, дочерью и сыном, причем дело не обошлось без слез с обеих сторон, и сел на купеческий корабль...».
Ну, вы, конечно, догадались – снова буря, снова их уносит неведомо куда. Правда, на этот раз корабль не разбивает, а носит по волнам. Начинает беспокоить нехватка пресной воды. Наконец «дежуривший на мачте юнга увидел землю». И они подошли «к большому острову или континенту. Что именно это было, мы не знали». Бросили якорь, «капитан послал на берег баркас с десятком хорошо вооруженных людей. Они взяли с собой бочонки на случай, если найдется вода. Я попросил у капитана позволения присоединиться к ним». А Гулливер, как я понимаю, был на корабле судовым врачом.
И вот матросы разбрелись по побережью в поисках воды. А Гулливер походил-походил, но не нашел ничего любопытного – кругом была «бесплодная каменистая пустыня». Он направился обратно к бухте – и вдруг увидел, что матросы «погрузились в баркас и изо всей силы гребут к кораблю». А за ними гонится человек исполинского роста. «Вода едва доходила ему до колен; он делал огромные шаги».
Не дожидаясь, чем кончится погоня, Гулливер что есть силы припустил обратно – от бухты, вглубь этого неизвестного места...
3
Словом, он оказался теперь в стране великанов.
Они сначала принимали его за зверька – и даже задирали соломинкой полы его кафтана, думая, видно, что это такая шкурка.
Постепенно фермер, в руки к которому он попал, поверил, что перед ним – разумное существо. Закутал его в свой носовой платок, как в одеяло, принес домой, позвал жену – и показал ей. «Та завизжала и попятилась, точь-в-точь как английские дамы при виде жабы или паука. Но мое примерное поведение и полное повиновение всем знакам мужа очень скоро ее успокоили, и она стала обходиться со мной очень ласково».
Хорошо, что у Гулливера оказались с собой вилка и нож! И он смог за обедом продемонстрировать хозяевам хорошие манеры. А то пришлось бы есть руками. А пил он – за здоровье хозяйки – из их великанской ликерной рюмочки вместимостью около десяти литров...
«Затем в столовую вошла кормилица с годовалым ребенком на руках. Увидев меня, младенец, в согласии с правилами ораторского искусства детей, поднял такой вопль, что, случись это в Челси, его, наверно, услышали бы с Лондонского моста: он принял меня за игрушку. Хозяйка, руководствуясь чувством материнской нежности, взяла меня и поставила перед ребенком. Тот немедленно схватил меня за талию и засунул себе в рот мою голову. Я так отчаянно завопил, что ребенок в испуге выронил меня. К счастью, хозяйка успела подставить мне свой передник. Иначе я бы непременно разбился насмерть. Чтобы успокоить младенца, кормилица стала забавлять его погремушкой. Эта погремушка напоминала бочонок, наполненный камнями, и была привязана к поясу ребенка канатом. Унимая ребенка, кормилица присела на низенький табурет так близко от меня, что я мог подробно рассмотреть ее лицо. Признаюсь, это было неприятное зрелище. Вся кожа была испещрена какими-то буграми, рытвинами, пятнами и волосами. А между тем издали она показалась мне довольно миловидной. Это навело меня на некоторые размышления по поводу нежности и белизны кожи наших английских дам. Они кажутся нам такими красивыми только потому, что они одинакового роста с нами; мы не замечаем на их лицах мелких изъянов. Только лупа может нам показать, как, в сущности, груба, толста и скверно окрашена самая нежная и белая кожа.
