Е. Гайдар. Там же
«Однажды утром кЛасампо, министру продовольствия короля Ментахо, явился заведующий хлебопекарнями.
– Имею честь доложить вашему превосходительству, – уныло начал он, – у меня муки на складе осталось только на три недели. Если не поступит пополнение, придется закрывать булочные и кондитерские…
– Пополнение, пополнение! – раздраженно перебил его министр. – Откуда оно может поступить?..
– Так какие же будут инструкции, ваше превосходительство?
– Убирайтесь вон!
Едва озадаченный чиновник удалился, как вошел смотритель складов, где хранились молочные продукты.
– Ваше превосходительство, – заговорил он. – У меня в амбарах масла и сыру хватит не больше чем на две недели.
– А что я могу сделать?
– Но… быть может… ваши распоряжения… – забормотал испуганный смотритель.
– Вот мои распоряжения! Кондитерам в масле отказывать! Солдатским кашеварам масла не давать!…Поняли?
– Понял, ваше превосходительство, – ответил смотритель, пятясь к двери.
С ним столкнулся королевский виночерпий. Министр, взглянув на его расстроенное лицо, упал в обморок.
– И вы? – тихо спросил смотритель молочных продуктов.
– Да, – тихо ответил виночерпий. – Вина осталось всего на неделю.
Они принялись приводить Ласампо в чувство. Очнувшись, тот поспешил к министрам других королей.
Оказалось, что с продовольствием везде такое же катастрофическое положение. Решено было собрать Большой совет. Но этого не случалось в течение столетий, и все забыли, как это делается. Пришлось обратиться к старым летописям…» (Александр Волков. Семь подземных королей).
* * *
«…К концу ноября, за семь месяцев до нового урожая, в распоряжении государства остался примерно двухмесячный запас зерна. Продовольственные госрезервы – тушенка, масло и сахар, – за счет которых кое-как латали дыры в снабжении крупных городов, на исходе. И, как это ни горько для великой страны, ее возможность выжить до нового урожая зависит от щедрости дальних и близких соседей.
С тех пор не могу спокойно слушать именно от коммунистов их ритуальные митинговые и парламентские рыдания по утраченному имперскому величию страны, которую они, после семи десятилетий своего жестокого правления, поставили перед миром с протянутой рукой» (Е. Гайдар).
В том страшном месяце ноябре 1991 года правительству – то есть Гайдару – шли телеграммы из всех областных российских центров – о том, что хлеба осталось где на две недели, где на восемь дней, где на неделю… Пришла информация из Читинской области: «Выделено муки по 260 г. на человека. Это ниже нормы военного времени, ситуация с обеспечением хлебом критическая».
И так – везде. Но так как настоящую экономику не изучали в советское время ни в школе, ни в университетах, – никто не знал, где же искать выход.
Гайдар знал его давно.
…Двадцать лет спустя Е. Г. Ясин вспоминал, как в 1990 году они с Гайдаром были на семинаре в Венгрии.
«Собралось почти все будущее российское правительство – Гайдар, Чубайс, Шохин, Авен. Обсуждаем с авторитетными западными экономистами планы реформ в России. Как-то после дискуссий сидим в ресторанчике, и моя жена спрашивает Егора: “Ты говоришь, что нужно освободить цены и тогда в магазинах появятся товары. Но откуда они возьмутся, если их нет?” И тогда Егор ответил: “Лидия Алексеевна, я не знаю, откуда это все возьмется. Но то, что все это будет, вы увидите”. Так оно и произошло…»
Пояснение для юных читателей моей книги – это был ответ не просто хорошего ученого, а выдающегося. Потому что выдающийся ученый четко отграничивает ту область знания, где за свои утверждения он отвечает стопроцентно, от той, где его суждения могут быть приблизительными.
Он мог, конечно, высказать свои вполне убедительные предположения относительно того, откуда именно «возьмутся» товары. Но не стал этого делать. Зато он точно знал – из всех мировых учебников экономики, что они – возьмутся.
В ноябре 1991 года на вопросы социологов более половины россиян ответили, что не поддерживают переход к свободным рыночным ценам.
Одобрила эту меру четверть всего населения.
Не так уж, между прочим, мало оказалось в России в тот час трезвых и умных людей.
Но все же тех, кто непременно назовет Главным Злодеем и Грабителем Народа того, кто отпустит цены, было гораздо больше.
В начале 1992 года, вспоминал в 2008 году экономист и историк Дмитрий Травин, когда Егор Гайдар «разворачивал свои рыночные реформы, похоронившие социализм», тележурналисты спросили его: «Как полагаете, что бы сказал о вашей сегодняшней деятельности дед – Аркадий Петрович?»
Дмитрий Травин пишет: «Ну как на такой вопрос ответишь? Глупо ведь делать вид, будто герой Гражданской войны, известный писатель, прививавший детям 30-х годов ценности, весьма далекие от рынка, частной собственности и конкуренции, поддерживал бы реформы своего внука. Но в то же время глупо признавать перед всей страной, что ты изменил заветам деда. Не будешь же объяснять в маленьком телеинтервью, как изменились времена, как расширились наши знания, как жизнь доказала ошибочность коммунистической идеи, в которую раньше верили миллионы честных людей по всему миру.
Гайдар не стал растекаться мыслью по древу. – Я полагаю, – заметил он, – дед бы сказал: “Не трусь!”».
Дальше верно сказано Травиным об ответе Гайдара, что это был не уход в сторону, а вполне точная реакция на тогдашнюю ситуацию. Когда цены взлетели на заоблачную высоту, многие ждали «социального взрыва» – проще говоря, народного бунта.
«Команда Гайдара готовилась к тому, чтобы сосредоточить на себе всю ненависть людей, не вписавшихся в новую жизнь, и в этом смысле слова “Не трусь!” вполне отражают повестку дня того весьма необычного времени».
Андрей Нечаев вспоминает: «Последний месяц 1991 года был крайне тяжелым для всех. Страна мучилась, часами простаивая в очередях за самым необходимым – молоком, мясом, хлебом. Люди метались по опустевшим магазинам в унизительных попытках как-то отоварить добытые в ЖЭКах талоны на масло, крупу, сахар, водку. Мы же судорожно, из последних сил старались мобилизовать хоть какие-то резервы, которые можно было “выбросить” на прилавки для задерганных тотальным дефицитом людей. Все было на пределе. В общем, медлить с освобождением цен больше было некуда. В стране шел полный развал потребительского рынка, нарастал ажиотаж с закупками впрок. Не было реальной возможности пресечь накопление товаров работниками торговли, которые в подсобках, на складах и базах утаивали все, что можно, рассчитывая в сложившейся ситуации нагреть руки. Кое-как, конечно, с этим боролись. С помощью торговых инспекций и всяких общественных комиссий некоторую часть припасаемых товаров удавалось вернуть на прилавок, но существенных изменений в ситуацию это не вносило. Да, если признаться честно, особого смысла в этих усилиях мы не видели. Поскольку принципиальное решение об освобождении цен было принято, а развал потребительского рынка стал реальностью, такое накопление товаров позволяло надеяться на то, что после либерализации цен оно хотя бы в некоторой степени сдержит их рост».
