Не имея возможности – в пределах замысла этой книги – много рассуждать на тему этики богатых, отсылаю читателей к эпиграфу к этой главе.
Читая Герцена, всегда найдешь, о чем поразмыслить.
33. Когда корабль разворачивается – он не плывет
Те, кто очень не любил Гайдара, особенно охотно упрекали его за сокращение производства.
Хорошо помню разговор с жителями Самары после одной научной конференции в середине 90-х. Они возмущались:
– У нас такое производство закрыли! Мы все на этом заводе работали!
– А что выпускал-то ваш завод? – спросила я сочувственно.
– Взрыватели – для тяжелых бомбардировщиков!
– Так вы хотели бы, чтоб его снова открыли?
– Нуда!
– Кого бомбить-то думаете? – не удержавшись, спросила я.
Дальнейшее можно передать такими словами – мои собеседницы возмущенно молчали.
А вот теперь задайте сами себе вопрос: а что было делать, если не менее 60 % промышленности Советского Союза работало на так называемую «оборонку»? (Цифры эти, конечно, не оглашались.) А при том состоянии бюджета, которое оставила в наследство советская власть, при стоимости нефти от 10 до 20 долларов за баррель (в «нулевые годы» – 100–150) трудоустроить всех, потерявших рабочие места, было невозможно…
34. Правительство Гайдара
…Сегодня, когда вы видите на очень серьезных должностях двадцатипятилетних людей – и они прекрасно справляются! – вы вряд ли поймете, какое впечатление производило на все российское общество сформированное Гайдаром правительство.
Недаром один из недругов впоследствии ядовито сказал: «Мальчики в розовых штанишках!..» И кто-то тогда же возразил – «А вам бы все министров в солдатских подштанниках!»
Именно Гайдар начал это изменение самого внешнего облика нашей страны…
В советское время главнейшим критерием при выдвижении человека на должность министра был достаточно большой «опыт руководящей работы». Все остальное – второстепенно.
Гайдар круто поменял критерии. Это стало частью его подспудного реформирования всей системы.
Некоторые его министры не имели ни малейшего «бюрократического» опыта – никогда и ничем не «руководили».
А откуда было взяться такому опыту? Во-первых, в недавнем «брежневском» прошлом невозможно представить себе на посту любого руководителя – да хоть бы баней или прачечной – человека моложе сорока лет. А все гайдаровские министры в те годы как раз и были «моложе».
…Вот что такое эпоха Ельцина – Гайдара, следы которой почти полностью изгладились в «нулевые» годы
– когда премьер-министром назначили человека, про которого Жванецкий воскликнул на телеэкране: «Когда я увидел Зубкова, я помолодел на 30 лет!..»
Физиономически (и по сути, потому что правы те – кажется, французы, – кто придумал пословицу: «После сорока лет человек сам отвечает за свое лицо») это был тип правительственного чиновника времен почти что его молодости.
.. А во-вторых, «приличные люди», то есть те, кто хотели сохранить уважение к самим себе, начиная примерно с конца 60-х уже не могли себя представить в среде советского «начальства». И, соответственно, не нажили опыта руководства чем бы то ни было.
Но после краха советской власти в конце 1991-го для того, кто намеревался реформировать страну, важны стали совсем другие качества.
Гайдар считал «самым ярким примером в этом плане» своего министра по внешнеэкономическим связям Петра Олеговича Авена.
«Интеллигентный парень, хорошо разбирающийся в экономике, знаток русской литературы, выпускник элитной 2-й математической школы, затем экономического факультета МГУ… Никогда не работал чиновником, ничем, кроме своего письменного стола, не заведовал.
…Вопрос о замене Авена Борис Николаевич обсуждал со мной регулярно. Основной аргумент был один и тот же: “Ну, Егор Тимурович, он, может, и хороший специалист, но вы же видите – не министр”».
Ельцин, хотя он резко, как никто другой из его поколения, развернулся в сторону демократии, в сторону новой России, не мог отбросить старые критерии, с которыми просто сросся, руководя много лет Свердловской областью и постоянно решая «кадровые вопросы».
«…Отнюдь не только товарищеские чувства, – вспоминал Гайдар, – заставляли меня каждый раз защищать Петра Олеговича и категорически выступать против его отставки. Для меня все его недостатки перекрывал тот фундаментальный факт, что он прекрасно понимал общий замысел преобразований и мне не надо было контролировать его действия по подготовке к введению конвертируемого рубля… В целом, я был в этом убежден, стратегическая линия будет выдержана. Как мне кажется, я не ошибся. Сегодня я твердо знаю, что никто из руководителей российских министерств не сделал для введения конвертируемости рубля больше, чем Петр Авен».
Какой грандиозный бесшумный переворот произвело в нашей стране это действие – сегодняшним читателям этой книги, выросшим при конвертируемом рубле, в окружении валютных «обменников», объяснить очень трудно… Но попробую.
Посвящу этому не одну и даже не две главы.
«Валютная» разница между советским и постсоветским временем уж слишком серьезная.
35. «У меня, может быть, полный примус валюты!»
Когда читаете в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» эту реплику кота Бегемота – вам, родившимся позже 1991 года, конечно, смешно: валюта в примусе!..
Но само слово «валюта» особых эмоций не вызывает. Потому что вы с раннего детства знаете, что валюта – это доллары или евро. И что если ваши родители собираются в отпуск или еще зачем-либо за границу и у них нет банковской карточки – они могут в обменном пункте купить на рубли валюту. Столько, сколько смогут себе позволить.
В Советском Союзе это слово воспринималось совсем иначе. Оно пахло Уголовным кодексом. Сколько взять с собой за границу валюты – решали не вы, исходя из семейного бюджета, а государство, исходя из своих никому не раскрываемых мотивов.
Нигде во всей стране нельзя было легально ни купить, ни продать ни одного доллара, немецкой марки, французского франка (общей для Европы валюты – евро – тогда еще не было).
Так это в 1939 году, когда Булгаков читает только что законченный роман – по рукописи – оцепеневшим от авторской смелости друзьям (было от чего оцепенеть – за всесильным сатаной угадывался всесильный Сталин!..). Так – ив 1966–1967 годах, когда роман впервые напечатан – с огромными сокращениями – в журнале «Москва». В этом смысле в советской жизни за истекшие десятилетия ничего не изменилось – вплоть до 80-х годов.
Человек собирается в туристическую поездку. Во-первых, он не может поехать с женой или всей семьей – только один (семью советская власть оставляла в заложниках – чтоб не сбежал), только в составе группы и только с оформлением по месту работы, с характеристикой («Политически грамотен, морально устойчив…»), заверенной, как я уже упоминала, подписями «треугольника»: директора, секретаря парткома, председателя профкома… И при каждой следующей поездке (если его в следующий раз «выпускают») в конце характеристики торжественно вписывают такую фразу: «Замечаний по поездкам не имел».
