Все они верят, что революция – это вообще хорошо. Но в частности… В каждом конкретном случае… Тут, как говорится, возникают вопросы.
Вот поэтому у Тимура Гайдара – сложные, не однолинейные воспоминания о Кубе.
В 1967 году отец Егора пишет небольшую книгу: «Из Гаваны по телефону» – о своей корреспондентской работе на Кубе.
В начале книги – первые сведения и впечатления: «Моя первая встреча с Кубой состоялась 11 апреля 1961 года под вечер… Очень много красивых девушек и женщин. Матово-белые, чуть смугловатые, смуглые, коричневые лица. Прически сложны и законченны. Одеты или в затянутые с большим вырезом платья, или в форму: зеленые брюки, голубые с погончиками рубашки и на широком брезентовом простроченном поясе в открытой кобуре пистолет».
Под самый конец книги появляются знаки давно усложнившегося его отношения к кубинской революции.
«Поначалу на Кубе все мне кажется довольно простым. Все прорисовано жестко, контрастно, как на схеме. Друзья и враги. Достижения и неудачи…»
Осторожно подыскивает корреспондент «Правды» «проходные» (способные пройти цензуру) слова о Кубе, прибегает к полунамекам. Подчеркну: в эти годы публичное отношение к Острову Свободы советской власти (про внутрикабинетное, внутриаппаратное не говорим) не допускает полутонов и недоговоренностей – только патетические, восторженные слова. Так что уверена – Тимур Гайдар считал, что ему удалось передать свои сомнения относительно кубинского эксперимента – хотя на сегодняшний взгляд они практически неразличимы в его осторожных формулировках. Это и был язык времени – скованный подцензурный язык.
«В этой жесткости есть своя логика, своя правда.
Пройдет немало времени, произойдет множество событий. Ошибаясь и учась на ошибках, Куба будет нащупывать пути развития своей экономики. Минуют тревожные дни карибского кризиса. Прошумит над островом циклон “Флора”… Я буду влюблен в Кубу, потом начну огорчаться и даже раздражаться».
Правда, ни слова о том, на что именно раздражаться, – это раздражение замечал и семилетний Егор, но не мог понимать; об этом писал Тимур Гайдар в 1964 году жене – нет «положительных процессов развития. У меня ощущение, что все стоит на месте, а значит пятится назад…».
Важны последние страницы книги, нескрываемо самокритичные.
«Перечитывая оригиналы своих гаванских корреспонденций, я вдруг с грустным удивлением обнаружил, что не одна, не две, а целых три заканчиваются одинаковой фразой, сообщающей, что сейчас поет вся Куба.
…Я выложил все корреспонденции на стол, целый ворох бумаги, и перечитал с надеждой, что из этого составится книга. Мне стало грустно. Лишившись злободневности, они потеряли право на жизнь. Одни показались выспренними, другие – поверхностными. Почти из каждой выпирали ненужные эпитеты: Гавана – “солнечная”, солнце – “палящее”, решимость – “непреклонная”, отпор – “решительный”».
Вот это уже – теплее, теплее… Здесь уже речь пошла о привычной советской риторике, о советизмах («решительный отпор» империалистам – это уж точно советизм, то есть фрагмент советского публичного языка).
«Конечно, во многом была виновата спешка…
Но дело не только в спешке. Болезнь эпитетов поражает почти каждого приехавшего на Кубу журналиста. Здесь все так ярко, броско, красочно. И солнце здесь в самом деле палящее. И Гавана взаправду солнечная. И решимость, без сомнения, непреклонная.
В этой атмосфере невольно начинаешь декламировать, а не говорить…Конечно, я не отказываюсь от своих корреспонденций. Я писал так, как видел, как понимал, как чувствовал. Но пусть они останутся в подшивке.
.. Вот почему 1 мая 1961 года заканчивается эта книга».
* * *
Осенью 1964 года сотоварищи Хрущева по власти, воспользовавшись тем, что он в отпуске на юге и не сможет организовать себе поддержку, сняли его с поста Первого секретаря ЦК КПСС. В Москву из отпуска Хрущев прилетел уже пенсионером.
Естественно, публично ничего не объяснили. Но дело-то было главным образом в том, что Хрущев, рассказав на XX съезде о злодействах Сталина и неправосудных расстрелах известнейших людей (этот переломный в нашей истории доклад он делал как раз в те дни, когда родился на свет Егорка), собирался копать дальше…
Это никому из стоявших у власти не улыбалось. Они знали, что в преступлениях сталинских лет замешаны все, кто обладал в те годы хотя бы маленькой властью (был, например, секретарем районного комитета правящей партии). Не в последнюю очередь и сам Хрущев. Но он явно решил в те годы по-русски рвануть рубаху на груди – не пощадить и себя…
А вокруг него в тот момент больше оказалось таких, кто не хотели ни разоблачений, ни покаяний. Они хотели – как в русских сказках – жить-поживать да добра наживать. И это у них очень хорошо получалось.
С презрением относятся шестидесятники к ставшему после Хрущева во главе партии и страны, ничем себя до этого не прославившему Брежневу.
Однако – «объявлена косыгинская экономическая реформа. Отец и гости ее приветствуют, она, по их словам, дает надежду на лучшее. Никто не ставит под сомнение социализм, речь идет о сталинских деформациях и их исправлении. Постепенно кое-что из сказанного начинаю понимать» (Е. Гайдар, 1996).
Егору девять с половиной лет.
* * *
…Дома вновь шелестят листы папиросной бумаги: мама и папа читают Солженицына. С началом брежневской эпохи его печатание остановлено («Один день Ивана Денисовича», попавший в печать, необъявленно признан ошибкой Хрущева). Пущены в Самиздат оставшиеся неопубликованными в советской печати романы «Раковый корпус», «В круге первом», «Август Четырнадцатого». Эти сочинения горячо обсуждаются друзьями Тимура. Все они – члены правящей партии, хотя все время конфликтуют с ее руководителями. Они верят, что можно многое улучшить, что можно построить в их стране «правильный» социализм.
«Мне разрешают оставаться в комнате, слушать взрослый разговор, но ни в коем случае в него не встревать. Бурные споры о хозрасчете, рынке, рыночном социализме, необходимости экономических реформ, политических свобод» (Е. Гайдар, 1996).
* * *
Что касается хозрасчета – как раз за два с лишним года до этих споров за столом у Тимура Гайдара, 1 марта 1963 года, начал свой эксперимент Иван Худенко.
До этого он был крупным финансовым работником в ранге замминистра. Но оставил комфортабельный кабинет и отправился в степи Казахстана – тогда это одна из республик СССР. Там хотел он провести в совхозах свой эксперимент.
План его очень простой: ввести систему полного хозрасчета (самоокупаемости) и хозяйственной самостоятельности. А зарплату платить так – не за выход на работу (сколько дней выходил – за столько получил), а за результат.
И результаты, само собой, не замедлили сказаться. Потому что незачем придумывать велосипед, когда на нем весь мир давно разъезжает по ухоженным дорогам. Так работать выгодней – и всем это (кроме нас) давно было известно.
