И правда – зачем рабочим, «самоуправляющим» заводом, на котором они работают, расширять производство, нанимать новых рабочих?.. Они невольно видят в них конкурентов – претендентов на их собственные места. Их более или менее все устраивает на своем заводе.
И напрасно! Двигаться нужно всегда.
10. Материал для размышлений и их результат. Прозрение
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!
В. Лебедев-Кумач. Широка страна моя родная…, 1936
В первые студенческие годы Егора Гайдара далеко от Москвы завершалась трагедия человека, опередившего время, – Ивана Худенко. Того, кто, как впоследствии Гайдар, мечтал обновить экономику страны – но на опыте одного хозяйства.
Посмотрев документальный фильм об этом человеке, снятый в 1969 году, много лет спустя, два журналиста (В. Белкин и В. Переведенцев) писали:
«Мы увидели на экране два хозяйства, два полярно противоположных подхода к крестьянскому труду. Одно расположилось на земле Украины. И людей здесь много, и техники, и вполне налажен быт. Но отчего такие равнодушные лица, вялые взгляды? Чуть ли не к каждому трактористу приставлен контролер, дотошно проверяют учетчики глубину вспашки, количество обработанных гектаров. Механизатор смотрит на кропотливую их работу отстраненно, безучастно. Не хозяин он, а поденщик. Но вот на экране возникли сцены жизни другого совхоза – в Акчи. Голая, в те годы еще плохо обжитая казахстанская степь (напомню – и Украина, и Казахстан были тогда частью СССР. – М. Ч.). Но какие живые лица у механизаторов! Они с удовольствием и работают, и спорят, обсуждая дела на завтра. У них подряд, самоуправление. В конце шестидесятых! Тучный человек в клетчатой рубахе – Иван Никифорович Худенко – что-то рассказывает, энергично жестикулируя, улыбается… Мог ли тогда Иван Никифорович предположить, что его родное детище, эксперимент в Акчи, грубо растопчут, а сам он умрет, отбывая наказание, определенное ему судом?
.. Из выручки от продажи продукции государству экспериментаторы возмещали затраты на горючее, удобрения, запчасти и другие расходы, связанные с эксплуатацией всех видов техники. Оставшийся доход поступал в полное распоряжение хозяйства. Из него оплачивали труд, на него строились, обзаводились имуществом. Высшим органом управления был совет звеньевых, которому и дирекция («управленческое звено» из двух человек: директора М. Ли и экономиста-бухгалтера И. Худенко) полностью подчинялась. Совет – совхозный законодатель, а дирекция – исполнительная власть. Так было заведено».
Производительность труда – выше в шесть раз, заработки – втрое, чем в обычных совхозах.
Спросите у тех, кто хорошо помнит советское время, – могли ли соседи, которые ни шатко ни валко вели свое плановое хозяйство с огромным числом полузанятых работников, такое потерпеть?..
Много лет спустя в журнале «Коммунист» Гайдар займется историей со старательской артелью Вадима Туманова – очень известного человека, дружившего со многими людьми искусства.
«Артель его, – описывал ситуацию О. Лацис, – как и всякая порядочная организация такого рода, отличалась от государственных предприятий прежде всего тем, что там впятеро лучше работали и втрое больше зарабатывали. Последнее было причиной периодических придирок чиновников, которые с чужими высокими заработками примириться не могли».
Да, вот такое у советских чиновников было свойство – не могли они перенести спокойно, чтобы «простые люди» зарабатывали больше их!
…Иван Худенко исключен из рядов КПСС и затем арестован. (Такая последовательность действий всегда соблюдалась. Членов партии арестовывать было не положено.) В августе 1973 года он и его заместитель осуждены за «хищение государственной собственности» – к шести и к четырем годам.
12 ноября 1974 года Иван Худенко скончался в тюремной больнице.
В том дружеском кругу «шестидесятников», с соседстве с которым шла юность Егора, события этого рода, не попадавшие ни в печать, ни на радио, отражавшиеся лишь в самиздатской «Хронике текущих событий» (составители которой с 1973 года уже сидели в тюрьме), хорошо известны – со слов О. Лациса, Лена Карпинского, Г. Лисичкина да и многих других. Все они напряженно и безотрывно следили за неофициальной информацией о внутренней жизни страны.
Студент Егор Гайдар прочно связал свою жизнь с наукой – экономикой. И все больше и больше прояснялись для него угрожающие проблемы, которые очень скоро неминуемо должны встать перед социалистической экономикой.
15 лет спустя он берется их обозначить: «Попытаюсь вкратце описать их так, как виделись они мне в то время».
Сначала Егор Гайдар описывает происходившее в 30-е годы: «Беспрецедентные масштабы изъятия ресурсов из сельского хозяйства, жесточайшая эксплуатация загнанного в колхозы закрепощенного крестьянства» – именно это позволило в сжатые сроки провести индустриализацию «на костях крестьянства».
Осталось множество свидетельств того, как именно загоняли в колхозы и что такое жесточайшая эксплуатация крестьянства.
Егор жадно поглощал все доступные ему источники, рисующие фактическую, реальную картину разрушения российской сельской жизни.
* * *
Приведем воспоминания об этом времени крестьян Вятской области (как она называлась до убийства Кирова, после чего переименована в Кировскую), собранные историком В. А. Бердинских и его студентами:
«Как образовался колхоз? Сделали сход деревни и объявили, что будет колхоз, все будет общее. Кому охота, кому неохота – все должны идти. А если не вступишь – все отберут. На одной вечеринке один парень спел частушку (он был не колхозник):
Все окошечки закрыты,
Здесь колхозники живут.
Из поганого корыта
Кобылятину жуют.
На него кто-то донес, его забрали и увезли.
Больше его никто не видел». Это – за насмешливую песенку!..
«Когда в колхоз записались, коней сводили всех. У нас крестная была старая, и когда тятенька повел лошадь – Лаской звали – она ее похлопала по шее, всю обняла, всю обревела. И увел тятенька лошадь… Вот, помню, мужик и женщина едут на телеге, и женщина воет, как по покойнику. Жалко ей лошади-то».
«Раскулачивали всех подряд: нищих, которые изо дня в день работали. Был в деревне Степан, у него даже лошади не было, на жене пахал – тоже раскулачили. Все труженики, но все врагами оказались. Еще в деревне семья была: бабка с внуками, не шли в колхоз, так у них окна выбили, дверь с петель сняли, все, что можно, отобрали. Бабка лежит на печи и плачет от бессилия, а внуки – от страха».
«…Сочли нас за кулаков. Стали накладывать большие платежи, не под силу нам это было, сделали опись, дом у нас продали, имущество все увезли. Когда выгоняли из дома, люльку с ребенком выбросили на улицу и соседям наказали, чтоб никто нас не пускал, а если кто пустит, то и с ними так же поступят…
